годаря обилію прибрежныхъ цвѣтовъ, бабочекъ и множество стрекозъ.
Ничего этого не было и въ поминѣ, когда Маланья, добравшись до кладбища, начала обходить его въ своихъ поискахъ. Аршинная, а мѣстами и болѣе, мощная пелена снѣга покрыла всѣ безсчетные кресты и другіе памятники, которые торчали тамъ и сямъ, темнѣя на глубокой бѣлизнѣ общаго покрова. Опушенныя еще съ ночи снѣгомъ деревья пригнули къ землѣ свои вѣтви, и нерѣдко наружные концы этихъ вѣтвей спускались въ самый снѣгъ, словно уширяя основаніе дерева. Такъ какъ по кладбищу росло много дикаго хмеля и онъ вился повсюду, то длинные, змѣеобразные стебли его, оголенные отъ всякой листвы и утолщенные вчетверо облѣпившимъ ихъ снѣгомъ, переплетались повсюду какою-то фантастическою, мѣстами какъ бы порванною, сѣтью.
Когда Маланья очутилась на кладбищѣ, о розовыхъ тѣняхъ утра не было больше и помина; снѣгъ лежалъ ослѣпительно бѣлый и поверху распространялось сѣрое, свинцоваго цвѣта небо, такое именно, какое означаетъ приближеніе непогоды. Множество воронъ летало по кладбищу, стряхивая съ деревьевъ бархатистый, рыхлый снѣгъ, какъ будто мало лежало его на землѣ.
— Какъ же это, однако,—подумала Маланья,—я до сихъ поръ не перекрестилась?
Оборотясь лицомъ къ церкви, она сдѣлала нѣсколько крестныхъ знаменій.
Церковь была деревянная, съ однимъ небольшимъ чечевичнымъ куполомъ и со старою звонницею, стоявшею надъ въѣздными воротами. Зачѣмъ стояли тутъ ворота, тогда какъ не видѣлось никакого забора,—сказать трудно, но вѣрно то, что, когда привозили покойника, чтобы хоронить, то его ввозили непремѣнно сквозь ворота, вѣчно
годаря обилию прибрежных цветов, бабочек и множество стрекоз.
Ничего этого не было и в помине, когда Маланья, добравшись до кладбища, начала обходить его в своих поисках. Аршинная, а местами и более, мощная пелена снега покрыла все бессчётные кресты и другие памятники, которые торчали там и сям, темнея на глубокой белизне общего покрова. Опушённые ещё с ночи снегом деревья пригнули к земле свои ветви, и нередко наружные концы этих ветвей спускались в самый снег, словно уширяя основание дерева. Так как по кладбищу росло много дикого хмеля и он вился повсюду, то длинные, змееобразные стебли его, оголённые от всякой листвы и утолщённые вчетверо облепившим их снегом, переплетались повсюду какою-то фантастическою, местами как бы порванною, сетью.
Когда Маланья очутилась на кладбище, о розовых тенях утра не было больше и помина; снег лежал ослепительно белый и поверху распространялось серое, свинцового цвета небо, такое именно, какое означает приближение непогоды. Множество ворон летало по кладбищу, стряхивая с деревьев бархатистый, рыхлый снег, как будто мало лежало его на земле.
— Как же это, однако, — подумала Маланья, — я до сих пор не перекрестилась?
Оборотясь лицом к церкви, она сделала несколько крёстных знамений.
Церковь была деревянная, с одним небольшим чечевичным куполом и со старою звонницею, стоявшею над въездными воротами. Зачем стояли тут ворота, тогда как не виделось никакого забора, — сказать трудно, но верно то, что, когда привозили покойника, чтобы хоронить, то его ввозили непременно сквозь ворота, вечно
