и женщинъ, заброшенныхъ въ городъ, тяготѣла и надъ окрестностями. Просторные и красивые дома тянулись по сторонамъ обставленныхъ колоннами улицъ. На площадяхъ били водометы, виднѣлись мраморныя чаши и возвышались въ сатанинской прелести памятники замѣчательныхъ гражданокъ города, изведшихъ нѣсколькихъ добрыхъ царей, а съ ними ихъ древнія и славныя царства.
Могучая, но мутная рѣка катилась подъ могучими мостами поперекъ главныхъ улицъ города и на ея волнахъ скользили порою крытыя лодки. Лодки эти хорошо вооружались и снабжались всѣмъ необходимымъ для долгаго пути по безлюднымъ степямъ. На нихъ доставлялись уворованныя дѣвушки и развозились опасныя женщины. На лодкахъ же привозились гуляки и расточители всѣхъ возрастовъ и сословій, наѣзжіе гости, цѣнители и перекупщики женской красоты. «Лодками смерти» называли ихъ въ сосѣднихъ странахъ; «лодками блаженства» величали ихъ горожане.
Сады въ городѣ раскидывались богатые. Не росло въ нихъ только цвѣтовъ. Не было цвѣтовъ—не появлялись и дѣти свѣта—бабочки, а далекая степь служила причиною тому, что никакая птица не залетала въ эти молчаливые сады. Воздухъ, совершенно лишенный обитателей, казался мертвымъ; насыщенный острыми ароматами, лившимися день и ночь съ открытыхъ террасъ и балконовъ, уставленныхъ миріадами искусственныхъ цвѣтовъ, онъ терпѣливо обвѣвалъ эти блестящія пажити[1] смерти. Никогда не раздавались въ городѣ щебетанье птички, лепетъ малютки или веселый смѣхъ матери, и печать отверженія лежала на немъ. Днемъ онъ спалъ, а къ вечеру просыпался и зарумянивались тогда свѣтами огней памятники красивѣйшихъ женщинъ и наиболѣе извѣстныхъ поклонниковъ красоты и вдохновителей оргій. Само собою разумѣется, что гуляли и пѣли только тѣ женщины, которыя помирились съ судьбою.
- ↑ Пажить — народно-поэтическое, луг, поле, пастбище с густой, сочной травой. (прим. редактора Викитеки)
и женщин, заброшенных в город, тяготела и над окрестностями. Просторные и красивые дома тянулись по сторонам обставленных колоннами улиц. На площадях били водомёты, виднелись мраморные чаши и возвышались в сатанинской прелести памятники замечательных гражданок города, изведших нескольких добрых царей, а с ними их древние и славные царства.
Могучая, но мутная река катилась под могучими мостами поперёк главных улиц города и на её волнах скользили порою крытые лодки. Лодки эти хорошо вооружались и снабжались всем необходимым для долгого пути по безлюдным степям. На них доставлялись уворованные девушки и развозились опасные женщины. На лодках же привозились гуляки и расточители всех возрастов и сословий, наезжие гости, ценители и перекупщики женской красоты. «Лодками смерти» называли их в соседних странах; «лодками блаженства» величали их горожане.
Сады в городе раскидывались богатые. Не росло в них только цветов. Не было цветов — не появлялись и дети света — бабочки, а далёкая степь служила причиною тому, что никакая птица не залетала в эти молчаливые сады. Воздух, совершенно лишённый обитателей, казался мёртвым; насыщенный острыми ароматами, лившимися день и ночь с открытых террас и балконов, уставленных мириадами искусственных цветов, он терпеливо обвевал эти блестящие пажити[1] смерти. Никогда не раздавались в городе щебетанье птички, лепет малютки или весёлый смех матери, и печать отвержения лежала на нём. Днём он спал, а к вечеру просыпался и зарумянивались тогда светами огней памятники красивейших женщин и наиболее известных поклонников красоты и вдохновителей оргий. Само собою разумеется, что гуляли и пели только те женщины, которые помирились с судьбою.
