пить за его здоровье, благо у насъ въ рукахъ по стакану жженки! — за здоровье дядюшки Скруджа!
— Идетъ! За здоровье дядюшки Скруджа! подхватили гости.
— Веселаго праздника и счастливаго новаго года старику, кто-бы онъ тамъ ни былъ! крикнулъ Фредъ: не хотѣлъ моего изустнаго поздравленія, пусть-же прійметъ заочно: за здоровье дядюшки Скруджа!
Скруджъ принялъ такое участіе въ общемъ весельѣ, что собрался-было уже произнести благодарственный спичъ; но вдругъ вся сцена исчезла, и духъ и Скруджъ снова понеслись въ путь.
Далекъ былъ ихъ путь: много перевидали они мѣстностей, много посѣтили обителей и жилищъ. Духъ приникалъ къ изголовью больныхъ, и они забывали свои недуги; и на мгновеніе казалось страждущему изгнаннику, что онъ припадаетъ снова къ лону своей милой родины. Душу, обрекшую себя на отчаянную борьбу съ судьбою, просвѣтлялъ онъ чувствомъ самоотверженія и упованіемъ на лучшую участь; приближался къ бѣднымъ, — и они считали себя богатыми. Въ дома призрѣнія, въ больницы и въ тюрьмы, во всѣ притоны нищеты, вездѣ, куда тщеславный и горделивый человѣкъ не могъ — своею ничтожной, преходящею властію — возбранить входъ и заградить пути безплотному духу, — вездѣ духъ внесъ за собою — благословенія, вездѣ слышалъ отъ него Скруджъ заповѣдь милосердія.
Длинна была эта ночь, если все случилось въ нее одну; но Скруджъ сомнѣвался; ему казалось, что нѣсколько сочельниковъ слились во-едино въ теченіе того времени, пока онъ былъ съ духомъ. Еще одна странность: Скруджъ не замѣчалъ въ себѣ ни малѣйшей наружной перемѣны, а духъ видимо становился старше и старше. Отъ Скруджа не ускользнула эта перемѣна, но онъ не сказалъ ни слова
пить за его здоровье, благо у нас в руках по стакану жженки! За здоровье дядюшки Скруджа!
— Идет! За здоровье дядюшки Скруджа! — подхватили гости.
— Веселого праздника и счастливого нового года старику, кто бы он там ни был! — крикнул Фред, — не хотел моего изустного поздравления, пусть же примет заочно: за здоровье дядюшки Скруджа!
Скрудж принял такое участие в общем веселье, что собрался было уже произнести благодарственный спич; но вдруг вся сцена исчезла, и дух и Скрудж снова понеслись в путь.
Далек был их путь: много перевидали они местностей, много посетили обителей и жилищ. Дух приникал к изголовью больных, и они забывали свои недуги; и на мгновение казалось страждущему изгнаннику, что он припадает снова к лону своей милой родины. Душу, обрекшую себя на отчаянную борьбу с судьбою, просветлял он чувством самоотвержения и упованием на лучшую участь; приближался к бедным, — и они считали себя богатыми. В дома призрения, в больницы и в тюрьмы, во все притоны нищеты, везде, куда тщеславный и горделивый человек не мог — своею ничтожной, преходящею властью — возбранить вход и заградить пути бесплотному духу, — везде дух внес за собою — благословения, везде слышал от него Скрудж заповедь милосердия.
Длинна была эта ночь, если все случилось в нее одну; но Скрудж сомневался; ему казалось, что несколько сочельников слились воедино в течение того времени, пока он был с духом. Еще одна странность: Скрудж не замечал в себе ни малейшей наружной перемены, а дух видимо становился старше и старше. От Скруджа не ускользнула эта перемена, но он не сказал ни слова
