очень-ли много переложила она муки? Каждый изъ семьи счелъ долгомъ выразить по этому поводу свое мнѣніе; но никто не упомянулъ о томъ, что для такой семьи пуддинга было очень мало. Откровенно говоря: не хорошо было-бы объ этомъ подумать и сказать; и всякой изъ Крэтчитовъ, при этой мысли, сгорѣлъ-бы со стыда.
— Наконецъ пообѣдали, сняли скатерть, подмели, огонекъ расшевелили. Бобъ сдѣлалъ грогъ — оказался отличнымъ; поставили на столъ яблоки и апельсины поставили и полную пригоршню печеныхъ каштановъ. Тогда-то вся семья собралась у камелька, какъ выражался Крэтчитъ: кругомъ, т. е. сказать-то онъ хотѣлъ полу-кругомъ; тогда и поставили передъ нимъ, Бобомъ, всѣ семейные хрустали, какъ-то: двѣ рюмки и молочникъ безъ ручки. Ну чтожъ изъ этого? все равно: въ нихъ налилась все та же кипучая жидкость, которая налилась-бы и въ золотыя чаши. Бобъ предложилъ такой тостъ:
— Съ веселымъ праздникомъ, храни насъ Богъ!
Вся семья откликнулась.
— Да хранитъ насъ Богъ!
— Духъ! сказалъ Скруджъ. Добрый духъ!.. Неужели кто нибудь изъ нихъ умретъ отъ нищеты?
— Не знаю! отвѣчалъ духъ: если кто и умретъ, только уменьшитъ безполезное народонаселеніе.
Скруджъ покаянно наклонилъ голову.
— Слушай ты! сказалъ ему духъ. — Смѣешь-ли ты разсуждать о смерти?… Господи Боже мой! Какое-то насѣкомое сидитъ у себя на листкѣ и разсуждаетъ о жизни и смерти другихъ насѣкомыхъ!…
Скруджъ покорно принялъ этотъ упрекъ, и весь дрожа, потупилъ взоры въ землю. Но скоро онъ поднялъ ихъ, услыхавъ.
— За здоровье мистера Скруджа! кричалъ Бобъ.
очень ли много переложила она муки? Каждый из семьи счел долгом выразить по этому поводу свое мнение; но никто не упомянул о том, что для такой семьи пудинга было очень мало. Откровенно говоря: нехорошо было бы об этом подумать и сказать; и всякий из Крэтчитов при этой мысли сгорел бы со стыда.
— Наконец пообедали, сняли скатерть, подмели, огонек расшевелили. Боб сделал грог, — оказался отличным; поставили на стол яблоки и апельсины, поставили и полную пригоршню печеных каштанов. Тогда-то вся семья собралась у камелька, как выражался Крэтчит кругом, то есть сказать-то он хотел полукругом; тогда и поставили перед ним, Бобом, все семейные хрустали, как то: две рюмки и молочник без ручки. Ну что ж из этого? Все равно: в них налилась все та же кипучая жидкость, которая налилась бы и в золотые чаши. Боб предложил такой тост:
— С веселым праздником, храни нас бог!
Вся семья откликнулась.
— Да хранит нас бог!
— Дух! — сказал Скрудж. — Добрый дух!.. Неужели кто-нибудь из них умрет от нищеты?
— Не знаю! — отвечал дух, — если кто и умрет, только уменьшит бесполезное народонаселение.
Скрудж покаянно наклонил голову.
— Слушай ты! — сказал ему дух. — Смеешь ли ты рассуждать о смерти?.. Господи боже мой! Какое-то насекомое сидит у себя на листке и рассуждает о жизни и смерти других насекомых!..
Скрудж покорно принял этот упрек и, весь дрожа, потупил взоры в землю. Но скоро он поднял их, услыхав.
— За здоровье мистера Скруджа! — кричал Боб.
