Очутились они уже утромъ, рождественскимъ утромъ, на улицѣ. Холодненько было; обыватели разыгрывали нѣсколько дикій, но оживленный концертъ, скребя панели передъ своими домами, и сметая снѣгъ съ крышъ, къ вящей радости мальчишекъ, восторгавшихся этими искусственными лавинами.
Фасады домовъ чернѣли на бѣлой скатерти снѣга, и еще болѣе чернѣли на ней черныя окна… Но все это не мѣшало чистильщикамъ на крышахъ: перекликались они между собою, перекидывались снѣжками и хохотали отъ чистаго сердца, если промахивались.
Зеленныя лавки и фруктовые магазины сіяли въ полномъ ихъ блескѣ: пузатые каштаны, которыхъ, — такъ вотъ и кажется — хватитъ ударъ; испанскій чеснокъ — фотографія рыжеватыхъ монаховъ его родины, съ задирающими взглядами на дѣвушекъ; опять-таки груши; опять-таки яблоки, скученные во вкусныя пирамиды; кисти винограда, затѣйливо развѣшенныя продавцами, именно на томъ мѣстѣ, чтобы у покупателей слюнки потекли; вороха орѣховъ мшистыхъ и смуглыхъ, съ запахомъ любовныхъ лѣсныхъ прогулокъ, по щиколотку въ сухихъ листьяхъ, сочные апельсины и лимоны, — все это такъ и просилось прямо въ ротъ. Золотыя и серебрянныя рыбки, не смотря на всю апатичность своей природы, также суетливо разѣвали рты, какъ-будто собирались что-нибудь проглотить. Именно въ этотъ самый день, у прикащика Скруджа, мистера Крэтчита, происходило нижеслѣдующее:
О! какой-же былъ у его многочисленной семьи дивный пуддингъ!… Бобъ Крэтчитъ объявилъ, совершенно спокойно и серьезно, что этотъ пуддингъ онъ признаетъ наилучшимъ произведеніемъ мистриссъ Крэтчитъ со дня ихъ свадьбы. Мистриссъ Крэтчитъ замѣтила на это, что теперь, когда у нея отпало отъ сердца такое тяжелое бремя, должна она заявить о своей былой боязни: не
Очутились они уже утром, рождественским утром, на улице. Холодненько было; обыватели разыгрывали несколько дикий, но оживленный концерт, скребя панели перед своими домами и сметая снег с крыш к вящей радости мальчишек, восторгавшихся этими искусственными лавинами.
Фасады домов чернели на белой скатерти снега, и еще более чернели на ней черные окна… Но все это не мешало чистильщикам на крышах: перекликались они между собою, перекидывались снежками и хохотали от чистого сердца, если промахивались.
Зеленные лавки и фруктовые магазины сияли в полном их блеске: пузатые каштаны, которых, — так вот и кажется, — хватит удар; испанский чеснок — фотография рыжеватых монахов его родины, с задирающими взглядами на девушек; опять-таки груши; опять-таки яблоки, скученные во вкусные пирамиды; кисти винограда, затейливо развешенные продавцами именно на том месте, чтобы у покупателей слюнки потекли; вороха орехов мшистых и смуглых, с запахом любовных лесных прогулок по щиколотку в сухих листьях, сочные апельсины и лимоны, — все это так и просилось прямо в рот. Золотые и серебряные рыбки, несмотря на всю апатичность своей природы, также суетливо разевали рты, как будто собирались что-нибудь проглотить. Именно в этот самый день у приказчика Скруджа, мистера Крэтчита, происходило нижеследующее.
О! Какой же был у его многочисленной семьи дивный пудинг!.. Боб Крэтчит объявил, совершенно спокойно и серьезно, что этот пудинг он признает наилучшим произведением мистрисс Крэтчит со дня их свадьбы. Мистрисс Крэтчит заметила на это, что теперь, когда у нее отпало от сердца такое тяжелое бремя, должна она заявить о своей былой боязни: не
