Вы никогда и не повѣрите, какъ кинулись оба молодца на улицу со всѣхъ ногъ: разъ-два-три — и дѣло было кончено!… Только запыхались, какъ скакуны…
— Го-го! кричалъ Феццивигъ: долой все отсюда, ребята! Простору — простору! Мигомъ, Диккъ, мигомъ, Эвенезеръ!
Долой!… Да они-бы синя пороха не оставили, въ глазахъ у самого Феццивига… Все подъемное исчезло во мгновеніе ока; полъ былъ выметенъ и вспрыснутъ; лампы зажжены; въ камелекъ брошенъ цѣлый ворохъ угля: изъ магазина вышла бальная зала, такая-же теплая, сухая и освященная, какой и подобаетъ ей быть для святочнаго вечера. Появился вдругъ и скрипачъ со своими нотами, вскарабкался на кафедру, и сталъ пилить по струнамъ — хоть за бока держись!… Появилась и лэди Феццивигъ — олицетворенная улыбка во весь ротъ; появились и три боготворимо-сіяющія миссы Феццивигъ, а за ними и шестеро несчастливцевъ, пронзенныхъ стрѣлами дѣвственныхъ очей въ самое сердце, а за ними: вся молодежь, прислуживавшая въ домѣ; служанка со своимъ двоюроднымъ братцемъ булочникомъ: кухарка съ неизмѣннымъ другомъ своего брата; голодный, по подозрѣнію, что его не кормитъ хозяинъ, сосѣдъ прикащикъ съ дѣвушкой, которую его хозяйка достовѣрно теребила за уши… Все — это вышло, все заплясало и совершенно сбило съ толку старую чету Феццивиговъ, неустанно путая фигуры и теряя кадансъ… Наконецъ, старику пришлось хлопнуть въ ладоши и крикнуть скрипачу: „Баста!“ Артистъ утѣшился сопрокинувъ себѣ въ горло заранѣе-приготовленный жбанъ пива, и пересталъ пилить. Только немедленно-же принялся опять за свое, съ прежнимъ, нѣтъ — не съ прежнимъ, съ новымъ жаромъ, словно ему вскочилъ на плечи еще такой-же ярый музыкантъ.
Потомъ еще поплясали, вынули фанты, поплясали еще
Вы никогда и не поверите, как кинулись оба молодца на улицу со всех ног: раз-два-три — и дело было кончено!.. Только запыхались, как скакуны…
— Го-го! — кричал Феццивиг, — долой все отсюда, ребята! Простору — простору! Мигом, Дик, мигом, Эвенезер!
Долой!.. да они бы синя пороха не оставили в глазах у самого Феццивига… Все подъемное исчезло во мгновение ока; пол был выметен и вспрыснут; лампы зажжены; в камелек брошен целый ворох угля; из магазина вышла бальная зала, такая же теплая, сухая и освещенная, какой и подобает ей быть для святочного вечера. Появился вдруг и скрипач со своими нотами, вскарабкался на кафедру и стал пилить по струнам — хоть за бока держись!.. Появилась и леди Феццивиг — олицетворенная улыбка во весь рот; появились и три боготворимо сияющие миссы Феццивиг, а за ними и шестеро несчастливцев, пронзенных стрелами девственных очей в самое сердце, а за ними — вся молодежь, прислуживавшая в доме: служанка со своим двоюродным братцем булочником; кухарка с неизменным другом своего брата; голодный, по подозрению, что его не кормит хозяин, сосед приказчик с девушкой, которую его хозяйка достоверно теребила за уши… Все это — вышло, всё заплясало и совершенно сбило с толку старую чету Феццивигов, неустанно путая фигуры и теряя каданс… Наконец старику пришлось хлопнуть в ладоши и крикнуть скрипачу: «Баста!» Артист утешился, сопрокинув себе в горло заранее приготовленный жбан пива, и перестал пилить. Только немедленно же принялся опять за свое с прежним, нет — не с прежним, с новым жаром, словно ему вскочил на плечи еще такой же ярый музыкант.
Потом еще поплясали, вынули фанты, поплясали еще
