Привидѣніе попятилось къ опускному окну, и, съ каждымъ его шагомъ, окно поднималось выше и выше, и наконецъ поднялось совсѣмъ.
Тогда призракъ поманилъ Скруджа къ себѣ, и тотъ повиновался. На разстояніи послѣднихъ двухъ шаговъ, тѣнь Мэрлея подняла руку, не допуская подходить ближе. — Скруджъ остановился, но уже не изъ повиновенія, а изъ изумленія и страха: въ воздухѣ пронесся какой-то глухой шумъ и раздались несвязные звуки: вопли отчаянія, тоскливыя жалобы, стоны, вырванные изъ груди раскаяніемъ и угрызеніемъ совѣсти.
Призракъ прислушивался къ нимъ мгновеніе, а потомъ присоединилъ свой голосъ къ общему хору и исчезъ въ блѣдномъ сумракѣ ночи.
Съ лихорадочнымъ любопытствомъ подошелъ Скруджъ къ окну и заглянулъ въ него.
Воздухъ былъ наполненъ блуждавшими и стонавшими призраками. Каждый, подобно тѣни Мэрлея, влачилъ за собою цѣпь; нѣкоторые (можетъ быть секретари министровъ съ одинаковыми политическими убѣжденіями), были скованы попарно; свободныхъ не было ни одного. Нѣкоторыхъ, при жизни, Скруджъ зналъ лично. Наказаніе всѣхъ ихъ состояло очевидно въ томъ, что они усиливались, хотя уже и поздно, вмѣшаться въ людскія дѣла и сдѣлать кому-либо добро; но они утратили эту возможность навсегда.
Сами-ли слились эти фантастическія существа съ туманомъ, туманъ ли накрылъ ихъ своею тѣнью? Скруджъ ничего не зналъ; только они исчезли, голоса ихъ смолкли разомъ, и ночь опять стала такой, какой была при возвращении Скруджа домой.
Онъ закрылъ окно и тщательно осмотрѣлъ входную дверь: она была заперта въ два оборота и замки были цѣлы. Изнеможенный, усталый Скруджъ бросился, не раздѣваясь въ постель, и тотчасъ-же заснулъ…
Привидение попятилось к опускному окну, и с каждым его шагом окно поднималось выше и выше, и наконец поднялось совсем.
Тогда призрак поманил Скруджа к себе, и тот повиновался. На расстоянии последних двух шагов тень Мэрлея подняла руку, не допуская подходить ближе. Скрудж остановился, но уже не из повиновения, а из изумления и страха — в воздухе пронесся какой-то глухой шум и раздались несвязные звуки: вопли отчаяния, тоскливые жалобы, стоны, вырванные из груди раскаянием и угрызением совести.
Призрак прислушивался к ним мгновение, а потом присоединил свой голос к общему хору и исчез в бледном сумраке ночи.
С лихорадочным любопытством подошел Скрудж к окну и заглянул в него.
Воздух был наполнен блуждавшими и стонавшими призраками. Каждый, подобно тени Мэрлея, влачил за собою цепь; некоторые (может быть, секретари министров с одинаковыми политическими убеждениями), были скованы попарно; свободных не было ни одного. Некоторых при жизни Скрудж знал лично. Наказание всех их состояло, очевидно, в том, что они усиливались, хотя уже и поздно, вмешаться в людские дела и сделать кому-либо добро; но они утратили эту возможность навсегда.
Сами ли слились эти фантастические существа с туманом, туман ли накрыл их своею тенью? Скрудж ничего не знал; только они исчезли, голоса их смолкли разом, и ночь опять стала такой, какой была при возвращении Скруджа домой.
Он закрыл окно и тщательно осмотрел входную дверь: она была заперта в два оборота и замки были целы. Изнеможенный, усталый Скрудж бросился, не раздеваясь, в постель и тотчас же заснул…