Извѣстіе Бѣльскаго, въ главномъ обстоятельствѣ, кажется, справедливо: Курбскій дѣйствительно сражался съ Литовцами подъ Невлемъ и проигралъ битву. Іоаннъ, упрекая его въ нерадѣніи, говоритъ, что съ пятнадцатитысячнымъ войскомъ, онъ не умѣлъ одолѣть 4.000 Литовцевъ, да и самъ едва спасся.31) Раздраженный случайною неудачею, мечтая только о крамолахъ и измѣнахъ Воеводъ, Царь вспомнилъ, что Курбскій былъ другомъ ненавистнаго Адашева — и вѣроятно готовилъ ему ту же чашу, которую въ послѣдствіи испили Воротынскіе и Шереметевы; по крайней мѣрѣ знаемъ достовѣрно, что Іоаннъ грозилъ ему, и сею угрозою, предвѣстницею вѣроятной смерти, внушилъ мысль искать спасенія въ Польшѣ.32) Это подтверждается какъ самимъ Курбскимъ, такъ и извѣстіемъ, сохранившимся въ одной рукописи нашего Архива, въ коей разсказаны слѣдующія подробности о бѣгствѣ его изъ Россіи:
„Въ 1563 году, бывъ Воеводою въ Юрьевѣ Ливонскомъ или Дерптѣ, съ зятемъ своимъ Княземъ Михаиломъ Ѳедоровичемъ Прозоровскимъ, онъ свѣдалъ о гнѣвѣ Царя: мысль о
