По разлученіюжъ отъ тѣла святыя души его, тѣло Презвитера погребаетъ. И вкусилъ и напился оныя сладости пустынныя, якожъ глаголетъ премудрый Метафрастъ, пишучи Исторію о святомъ Николаю: „понеже пустыня покой и ума почиваиіе,[1] наилучшая родительница и воспитательница, клевретъ[2] и тишина мысли, и Божественнаго зрѣнія плодовитый коренъ, истинная содружебница съ Богомъ сопряженія духовнаго.“ А сего ради, разжегся желаніемъ пустыннаго безмолвнаго жительства, отходитъ въ далечайшую пустыню, въ языкъ глубокихъ варваровъ, Лопарей дикихъ, пловуще великою Колою рѣкою, яже впадаетъ своимъ устьемъ въ Ледовитое море, и тамо исходитъ изъ кораблеца и восходитъ на горы высокія, ихъ же наречетъ Святое Писаніе ребра Сѣверовы,[3] и вселяется въ тѣхъ лѣсѣхъ пустынныхъ,[4] непроходимыхъ; по коликихъ же мѣсяцѣхъ, обрѣтаетъ тамо единаго старца, пустынника, (памятамися , Митрофанъ бѣ имя ему) пришедшаго во оную пустыню предъ нимъ аки за пять лѣтъ, и пребываютъ вкупѣ въ прегорчайшей пустынѣ, Богомъ храними, питающесь отъ жестокихъ зелій и кореній, ихъ же тамо производитъ пустыня оная. И пребывъ тамо со онымъ предреченнымъ старцемъ аки двадесять лѣтъ, во святомъ и непорочномъ жительствѣ, потомъ оба возвращаются во вселенную и приходятъ до великаго мѣста Новаграда, и поставляется отъ Макарія Архіепископа