нѣцыи вшедшихъ въ темницу, аки бы обрѣли Епископа отъ тѣхъ тяжкихъ оковъ избавленна, на псальмопѣніяхъ божественныхъ воздѣвша руки стояща; а оковы всѣ кромѣ лежаша. Видѣвшежъ сіе, посланные Сигклитове плачуще, рыдающе и припадающе х’ колѣномъ его; возвратившижесь скоро къ жестокой и непокоривой оной прегордой власти, пачеже ко прелютому и ненасытивому кровоядцу оному звѣрю, вся по ряду ему возвѣщая. Егожъ абіе возопивша, глаголютъ: „Чары, рече, чары онъ сотворилъ! непріятель мой и измѣнникъ!“ Тѣхъ же совѣтниковъ видѣвше умилившихся о семъ, начатъ имъ претити и грозити различными муками и смертьми; потомъ медвѣдя лютаго, заморивши гладомъ, повелѣлъ ко Епископу оному въ темницу пустити и затворити, (сіе воистинну слышалъ отъ достовѣрнаго самовидца, на то зрящаго): потомъ на утріе самъ приде и повелѣлъ отомкнути[1] темницу, уповающе съѣденна быти отъ звѣря Епископа, и паки обрѣтоша его, благодати ради Божія, цѣла, а ни мало чѣмъ врежденна, тако же, яко и прежде, на молитвѣ стояща; звѣрижъ въ кротость овчюю преложившася, во единомъ углѣ темничномъ лежаща.187) Оле[2] чудо! Звѣріе, естествомъ люты бывше, чрезъ естество въ кротость прелагаются; человѣцыжъ, по естеству отъ Бога кротцы сотворенны, отъ кротости въ лютость и безчеловѣчіе самовластно волею измѣняются! Егожъ глаголютъ абіе отходяща, глаголюща: „Чары, рече,
