тину живую и разнообразную. Иноки нигдѣ не бывали Иродотами. Предполагая даже, что нѣкоторые изъ нашихъ Лѣтописцевъ принимали клобукъ послѣ бурной жизни и что они провели юность свою въ трудахъ гражданскихъ или военныхъ, и въ такомъ случаѣ извѣстія ихъ не могутъ быть вполнѣ удовлетворительны: облеченные въ схиму, отказавшись отъ свѣта, они смотрѣли на суету мірскую съ новыми понятіями, лучшими, чистѣйшими въ смыслѣ нравственномъ, но весьма неблагопріятными для цѣли Бытописанія. Тамъ, гдѣ Историкъ-воинъ разсказалъ бы съ живостію, съ огнемъ о великой битвѣ, Историкъ-монахъ говоритъ съ сокрушеніемъ сердца объ ослѣпленіи людей, о бѣдствіяхъ кровопролитія; тамъ, гдѣ Русскій Филиппъ де-Коминь объяснилъ бы намъ истинныя причины Княжескихъ раздоровъ, со всѣми заманчивыми подробностями, благочестивый Отшельникъ описываетъ междоусобіе родственниковъ, буйство народа, какъ плоды злаго навожденія. Въ такомъ духѣ писалъ Несторъ; въ такомъ же тонѣ повѣствовали и продолжатели его: никогда никакой Робертсонъ или Барантъ не успѣетъ воздвигнуть нашимъ Князьямъ па-
