Еще ли ся[1] не разсмотришь, о Царю! къ чему тя привели человѣкоугодниды? и чѣмъ тя сотворили любимые маньяки[2] твои? и яко опровергли и опроказали прежде святую и многоцѣнную,[3] покаяніемъ украшенную, совѣсть души твоей? И аще намъ не вѣришь, нарицающе насъ туне измѣнниками прелукавыми, да прочтетъ Величество твое во словѣ златовѣщательными устами изреченномъ о Иродѣ,[4] ему жъ начало, (днесь намъ Іоанново преподобіе!): „Иродова лютость егда возвѣщалась, смутились внутренныя, сердца вострепетали, зракъ помрачился, разумъ притупился,“ или что твердо въ чувствахъ человѣческихъ, егда погубляетъ добродѣтели ведичество злостей множество, и паки мало пониже:[5] „Достойнѣ[6] убо смущались внутренныя, сердца трепетали: понеже Иродъ осквернилъ Церковь, Іерейство отнялъ,“ (яко ты аще не Іоанна Крестителя, но Филиппа Архіепископа съ другими святыми смутилъ) „чинъ скверно содѣлалъ, Царство сокрушилъ; что было благочестія, что правилъ, что житія, что обычаевъ, что вѣры, что наказанія — погубилъ и смѣсилъ.“ „Иродъ, рече, мучитель гражданъ, воиновъ, разбойникъ, друговъ[7] спустошитель:“ твоего же Величества произобиліе злости! иже не токмо друговъ, но и всея Святорускія земли съ Кромѣшники твоими спустошеніе, домовъ ихъ[8] грабитель и убійца сыновъ.... отъ чего, Боже! сохрани
