Но и царей мы зримъ рабами:
И надъ всесильными царями
Всесильно властвуетъ жена.
Ея чарующему лику
Къ сердцамъ незримый доступъ данъ...
Я видѣлъ грознаго владыку
Когда любовью обуянъ,
Въ вѣнцѣ, въ порфиру облеченный,
Съ своей наложницей презрѣнной
Онъ здѣсь на тронѣ возсѣдаль
Предъ всѣмъ дворомъ, и униженно
Ей лесть и ласки расточалъ.
Смотрѣлъ ей въ очи съ умиленьемъ;
Она жь не внемля ничего,
Съ неодолимымъ отвращеньемъ,
Съ усмѣшкой злобной и презрѣньемъ
Смотрѣла дерзко на него.
И вдругъ вокругъ себя взглянула, —
И съ дикимъ крикомъ оттолкнула
Царя неистовой рукой,
Сверкнула взоромъ, задрожала.
Вскочила съ трона и сорвала
Вѣнецъ съ главы его сѣдой,
И взоромъ обвела сердитымъ
Весь дворъ, и бѣшенствомъ горя
Предъ всѣми била по ланитамъ
Съ безумнымъ хохотомъ царя.
И царь ей нѣжно улыбался
Но и царей мы зрим рабами:
И над всесильными царями
Всесильно властвует жена.
Ея чарующему лику
К сердцам незримый доступ дан...
Я видел грозного владыку
Когда любовью обуян,
В венце, в порфиру облеченный,
С своей наложницей презренной
Он здесь на троне восседал
Пред всем двором, и униженно
Ей лесть и ласки расточал.
Смотрел ей в очи с умиленьем;
Она ж не внемля ничего,
С неодолимым отвращеньем,
С усмешкой злобной и презреньем
Смотрела дерзко на него.
И вдруг вокруг себя взглянула, —
И с диким криком оттолкнула
Царя неистовой рукой,
Сверкнула взором, задрожала.
Вскочила с трона и сорвала
Венец с главы его седой,
И взором обвела сердитым
Весь двор, и бешенством горя
Пред всеми била по ланитам
С безумным хохотом царя.
И царь ей нежно улыбался
