И мощной рукою одинъ удержалъ
Паденье всемірной державы, —
И ярко и пышно при немъ возсіялъ
Закатъ ея гаснущей славы.
Но труденъ и тягостенъ подвигъ царевъ.
Кто въ силахъ, подъ бременемъ власти,
Средь распрей гражданскихъ и бранныхъ трудовъ,
Средь хитрыхъ навѣтовъ корыстныхъ льстецовъ,
Бороться съ порывами страсти?
Въ далекой Солуни безумной толпой
Часть черни на власти возстала,
И звѣрски начальника стражи градской,
Любимца царя, растерзала.
Намѣстникъ солунскій на судъ не призвалъ
Виновныхъ, но въ тайномъ доносѣ
Про бунтъ и убійство въ Миланъ написалъ,
Гдѣ съ царственнымъ домомъ своимъ пребывалъ
И съ сонмомъ вельможъ Ѳеодосій.
И яростнымъ гнѣвомъ монархъ воспылалъ,
И быстро въ пылу изступленья
Дрожащей отъ гнѣва рукой начерталъ
Воинскимъ властямъ повелѣнье —
Чтобъ въ городъ мятежный немедля послать
Трибуна съ отборной дружиной,
Всѣхъ жителей именемъ царскимъ созвать,
И всѣхъ истребить до едина.
И мощной рукою один удержал
Паденье всемирной державы, —
И ярко и пышно при нем воссиял
Закат ея гаснущей славы.
Но труден и тягостен подвиг царев.
Кто в силах, под бременем власти,
Средь распрей гражданских и бранных трудов,
Средь хитрых наветов корыстных льстецов,
Бороться с порывами страсти?
В далекой Солуни безумной толпой
Часть черни на власти восстала,
И зверски начальника стражи градской,
Любимца царя, растерзала.
Наместник солунский па суд не призвал
Виновных, но в тайном доносе
Про бунт и убийство в Милан написал,
Где с царственным домом своим пребывал
И с сонмом вельмож Феодосий.
И яростным гневом монарх воспылал,
И быстро в пылу исступленья
Дрожащей от гнева рукой начертал
Воинским властям повеленье —
Чтоб в город мятежный немедля послать
Трибуна с отборной дружиной,
Всех жителей именем царским созвать,
И всех истребить до едина.
