и драгунъ сибирскаго полка, удалось мнѣ отобрать изъ непріятельскихъ рукъ, при чемъ пистолетнымъ выстрѣломъ я былъ раненъ въ ту самую руку, которая уже раненая висѣла на шарфѣ.
Во время большой кавалерійской атаки мы потеряли батарею Раевскаго. Дивизія Лихачева, защищавшая батарею, была частію уничтожена, частію отброшена, и самъ мужественный предводитель дивизіи, не отступившей со своего поста, раненый попалъ въ руки непріятелей. Барклай снова послалъ меня къ батареѣ развѣдать на мѣстѣ о происшедшемъ. Я увидѣлъ батарею уже взятою и нѣкоторыхъ изъ защитниковъ ея, пролившихъ потоки крови, скрывшихся въ низменности отъ ядеръ и картечи, непрерывно летѣвшихъ надъ ихъ головами. Войско было разсѣяно, упало духомъ и не было никакой возможности вести остатки дивизіи на новый бой. Это печальное извѣстіе я передалъ моему генералу. Онъ хладнокровно выслушалъ меня и сказалъ: «Завтра мы возьмемъ обратно батарею или же непріятель самъ оставить ее ночью». Твердость духа Барклая была непоколебима и его присутствіе духа вполнѣ невозмутимо.
Было около 5 часовъ и генералъ поѣхалъ къ Кутузову. Переговоривъ съ нимъ съ четверть часа, онъ отправился на редутъ у Горокъ, тотъ самый, съ котораго онъ разсматривалъ начало сраженія. Только три адъютанта находились въ это время при немъ: Закревскій, Сеславинъ и я; прочіе были или убиты, или ранены, или находились въ разсылкахъ. Тутъ только Барклай сошелъ съ коня и, какъ онъ во весь день ничего еще не ѣлъ и не пилъ, то спросилъ себѣ стаканъ пунша, который я и предложилъ ему. Отсюда онъ спокойно и проницательнымъ взглядомъ продолжалъ наблюдать движенія и намѣренія непріятеля, не отвращаясь отъ пуль, по временамъ долетавшихъ до насъ.
Но вотъ мало по малу орудія начали стихать, дымъ и туманъ застилали поле сраженія, всюду начала воцаряться совершенная тишина, дозволившая намъ раздумать о событіяхъ роковаго дня. Нельзя было опредѣлить цифрами нашихъ потерь, но можно было предполагать, что онѣ громадны[1]. Можно было однакоже ручаться
- ↑ Подробныхъ и обстоятельныхъ свѣдѣній объ уронѣ подъ Бородиномъ никогда не имѣлось. Въ офиціальныхъ свѣдѣніяхъ уронъ 1-й арміи 24 и 26 августа показанъ: убитыми: генераловъ 3, штабъ и оберъ-офицеровъ 213, нижнихъ чиновъ 9036, всего 9252 чел., ранеными: генераловъ 14, штабъ и оберъ-офицеровъ 1223, нижнихъ чиновъ 17,989, всего 19,226 чел.: безъ вѣсти пропавшими: генералъ 1 (вѣроятно Лихачевъ), штабъ и оберъ-офицеровъ 46, нижнихъ чиновъ 9981, всего 10,028 чел. Вообще уронъ 1-й арміи простирался до 38,000 чел. Свѣдѣній о 2-й арміи не имѣется: всѣ главные и многіе частные начальники были убиты или ранены и потому тутъ было некому и нѣкогда заниматься составленіемъ вѣдомостей. Уронъ 2-й арміи Богдановичъ опредѣляетъ въ 20,000 человѣкъ, такъ что въ дѣлахъ при Шевардинѣ и Бородинѣ, 24 и 26 августа, у насъ выбыло изъ фронта около 58,000 человѣкъ, почти половина всей арміи, сражавшейся въ эти два дня съ французами, у которыхъ выбыло изъ строя людей никакъ не менѣе нашихъ. По большой убыли изъ фронта генераловъ (у русскихъ 18, у французовъ 49) бородинское сраженіе называется
