сивомъ конѣ шагахъ въ пятнадцати впереди моей колонны. Тутъ увидѣлъ меня генералъ Ермоловъ, который съ Кутайсовымъ, Кикинымъ и многочисленнымъ генеральнымъ штабомъ прибылъ съ лѣвой стороны и также велъ въ атаку баталіонъ Уфимскаго полка. Когда этотъ баталіонъ достигъ хвоста моего баталіона, то началъ кричать ура, но я не велѣлъ кричать своему баталіону, имѣя въ виду, что не слѣдуетъ напрягать дыханіе людей до всхода на батарею. Генералъ Ермоловъ одобрилъ мое распоряженіе, и только тогда, когда мы уже совсѣмъ близко подошли къ непріятелю, я приказалъ ударить въ штыки съ громкимъ ура. Схватка была ужасная и скоро штыки смѣнились прикладами. Французскій генералъ Бонами съ 30 пѣхотнымъ полкомъ отчаянно защищался и получилъ отъ меня сабельный ударъ, въ то время какъ старался пробиться и выйти на свободу изъ свалки, но въ тотъ самый моментъ пуля задѣла меня въ правую руку. Батарея была между тѣмъ счастливо взята, хотя и не безъ жестокаго кровопролитія и тяжкихъ потерь, потому что здѣсь лишился жизни храбрый и талантливый генералъ графъ Кутайсовъ и генералъ Ермоловъ былъ раненъ.
Въ отбитіи этой важной батареи я принималъ порядочное участіе и первый съ моимъ баталіономъ бросился въ рукопашную схватку, столь побѣдоносно окончившуюся. Ермоловъ самъ обнялъ меня на батареѣ и сказалъ, что все происшедшее между нами должно быть забыто. «Вы, говорилъ онъ, шпагою заслужили себѣ георгіевскій крестъ и я постараюсь, чтобы вы получили его». Но блескъ совершеннаго нами совмѣстно счастливаго военнаго подвига показался нѣкоторымъ людямъ столь сильнымъ и сверкающимъ, что тотъ свѣтъ, которымъ и я долженъ бы былъ нисколько свѣтить, совершенно затемнился и исчезъ въ ихъ сильнѣйшемъ свѣтѣ. Мнѣ отъ подвига ничего не осталось кромѣ собственнаго воспоминанія, креста и хотя не тяжелой, но мучительной раны[1].
Генералъ Барклай, во время кровавой схватки, прибылъ къ батареѣ и сдѣлалъ нужныя распоряженія для удержанія ея за нами.
- ↑ Вскорѣ послѣ выхода въ свѣтъ сочиненія принца Евгенія Виртембергскаго о русскомъ походѣ, Левенштернъ, по приглашенію генерала Вахтена, бывшаго адъютанта принца, прислалъ ему нѣсколько замѣчаній на названную книгу и при этомъ указывалъ на свое участіе при отобраніи батареи Раевскаго. Благородный принцъ въ своемъ отвѣтѣ Вахтену писалъ:
«Вскорѣ послѣ сраженія, Вольцогенъ говорилъ мнѣ о присутствіи и вліяніи полковника Левенштерна при отобраніи батареи. Могу засвидѣтельствовать, что я никогда не забывалъ этого обстоятельства, но не смотря на всѣ разспросы, я ничего не узналъ объ ономъ, и потому мнѣ при описаніи случая, котораго я не былъ очевидцемъ, ничего не оставалось какъ слѣдовать общему мнѣнію. Впрочемъ въ словахъ Левенштерна лежитъ правда такъ, какъ бы она находилась предъ моими глазами, ибо собственный мой опытъ научилъ проникать эти отношенія“. Съ благородпымъ принцемъ случилось совершенно такое же обстоятельство при отступленіи большой арміи отъ Дрездена къ Кульму. Участіе его въ дѣлѣ было важное, но имя принца исчезло въ блескѣ другихъ именъ: ни одного слова не упоминалось о принцѣ, и только въ новѣйшее время открылась истина. Прим. Смита.
