По приходѣ въ Усвяты, Барклай, въ сопровожденіи Багратіона, герцога Александра Виртембергскаго, принца Августа Ольденбургскаго и многихъ другихъ генераловъ, осматривали позицію, которую генералъ-квартирмейстеръ, полковникъ Толь, нашелъ здѣсь для арміи, чтобы дать сраженіе непріятелю. Позиція оказалась неудобною, въ особенности возсталъ противъ нея Багратіонъ. Барклай замѣтилъ Толю о плохомъ выборѣ позиціи; тотъ, будучи живаго характера и непривычный умѣрять свои слова, заносчиво отвѣчалъ, что онъ «не умѣетъ дѣлать позицій, гдѣ природа не создала ихъ, а беретъ то, что находитъ». Барклай не обратилъ вниманія на нѣсколько грубый тонъ, съ какимъ выражался полковникъ, но Багратіонъ не спустилъ этого Толю и гнѣвно сказалъ: «Если вы не нашли лучшей позиціи, то это еще не бѣда: найдется другая, но вы, во всякомъ случаѣ должны бы говорить съ начальникомъ, заслуживающимъ полнаго уваженія, другимъ тономъ: отъ Барклая армія и вся Россія ждутъ спасенія». За тѣмъ онъ прибавилъ, что онъ, Багратіонъ, самъ, хотя и старшій, но подаетъ примѣръ повиновенія, какъ и шесть синими лентами украшенные генералы исполняютъ повелѣнія главнокомандующаго, высокія качества котораго они признаютъ и почитаютъ. Толь долженъ бы благодарить судьбу за то, что онъ имѣетъ такого кроткаго начальника. Получи онъ, Багратіонъ, подобный отвѣтъ, то велѣлъ бы ему, Толю, надѣть бѣлыя ремни и поставить подъ ружье (разжаловалъ бы въ солдаты). Толь молчалъ, молчалъ также и Барклай. Онъ, конечно признавалъ по существу дѣла, что Толь былъ правъ и только не правъ былъ по формѣ. Позицію оставили, выбрали другую, предложенную Багратіономъ, у Дорогобужа, но и ту также признали неудобною.
Въ дополненіе къ сказанному объ адъютантской службѣ, я упомяну о поѣздкѣ, которую мнѣ тогда пришлось сдѣлать. Послѣ ночнаго перехода въ 10 верстъ, мы пришли на позицію подъ Дорогобужемъ[1]: тогда Барклай послалъ меня въ аріергардъ сказать Ермолову, что онъ можетъ начинать свое отступленіе. Мнѣ пришлось сдѣлать 30 верстъ и столько же назадъ, всего 60 верстъ, прежде чѣмъ я и мой конь нашли скудный отдыхъ.
Тутъ въ Дорогобужѣ на другой день, послѣ поѣздки въ 60 верстъ, когда я сопровождалъ главнокомандующаго при одной рекогносцировкѣ, меня постигъ неожиданный ударъ судьбы, о которомъ я упомянулъ выше. Мой доброжелательный, всегда неизмѣнный другъ баронъ Вольцогенъ отвелъ меня въ сторону и сказалъ: «Знаете ли вы, что васъ посылаютъ куръеромъ въ Москву?» Я съ изумленіемъ взглянулъ на него; онъ тогда сказалъ мнѣ, что самъ видѣлъ у начальника штаба, генерала Ермолова, написанный паспортъ для меня и
- ↑ Обѣ арміи пришли къ Дорогобужу ночью съ 11 на 12 августа.
