подошелъ прямо ко мнѣ и, взявъ меня за руку, сказалъ: «Ступайте въ генералъ-адъютантскую комнату, и какъ только французскій посланникъ (Коленкуръ) — онъ теперь у императора — выйдетъ, идите прямо въ покой императора, не ожидая дальнѣйшихъ приказаній». Это интимное отношеніе важнаго человѣка со мною обратило на меня, неизвѣстнаго, удивленные взоры всѣхъ присутствовавшихъ.
Не безъ сильной внутренней робости вошелъ я въ кабинетъ его величества, но доброта и кротость, выражавшіяся во всей особѣ императора, его спокойное, исполненное достоинства обращеніе и ласковость, съ которою онъ заговорилъ, скоро возвратили мнѣ присутствіе духа. Послѣ нѣсколькихъ поотороннихъ вопросовъ, вѣроятно чтобы дать мнѣ время оправиться, онъ перешелъ къ самому предмету, о которомъ хотѣлъ слышать мой разсказъ. «Вы присутствовали при весьма замѣчательныхъ событіяхъ», сказалъ онъ мнѣ. Я воспользовался случаемъ, и извините въ томъ, что безъ предварительнаго позволенія принялъ участіе въ иностранныхъ военныхъ дѣйствіяхъ, будучи увлеченъ къ этому непреодолимыми обстоятельствами. Государь на это милостиво замѣтилъ: «что отнюдь не вмѣняетъ мнѣ этого во зло, и что напротивъ именно это обстоятельство обратило на меня его вниманіе». За тѣмъ онъ перешелъ къ ближайшимъ подробностямъ и распрашивалъ о событіяхъ, которыхъ я былъ свидѣтелемъ. Каждый изъ его вопросовъ имѣлъ свою цѣль, ни одного онъ не сдѣлалъ напрасно, безъ причины или изъ пустаго любопытства. Въ теченіи своего разсказа я упомянулъ о фальшивой тревогѣ при окончаніи Ваграмскаго сраженія и о происшедшемъ отъ нея смятеніи въ тылу французской арміи. Его, кажется, поразило это обстоятельство, еще не бывшее ему извѣстнымъ: «И у французовъ есть значитъ, свои слабыя стороны», замѣтилъ онъ. Затѣмъ онъ серьезнымъ тономъ приказалъ мнѣ молчать объ этомъ происшествіи, пока не послѣдуютъ болѣе точныя объясненія. Аудіенція продолжалась почти часъ и государь, въ заключеніе, милостиво прибавилъ; «что ему было бы пріятно, еслибы я снова вступилъ въ службу и пріобрѣлъ себѣ право присутствовать при военныхъ предпріятіяхъ». Я былъ пораженъ, неловокъ; при томъ мои мысли были еще слишкомъ заняты умершею, непогребенною Наталіею, чтобы немедленно согласиться на милостивый намекъ императора. Онъ могъ принять мое молчаніе за отрицаніе, далъ разговору другой оборотъ, и отпустилъ меня ласковымъ склоненіемъ головы. Я потерялъ случай снова и выгодно поступить на службу. Нѣсколько времени спустя я узналъ отъ генерала Уварова, будто бы государь сказалъ ему: «Жаль, что Левенштернъ не хочетъ служить. Я бы принялъ его въ кавалергарды и сдѣлалъ бы своимъ флигель-адъютантомъ».
Превративъ такимъ образомъ по своей необдуманности выи-
