ное, дѣльное сопротивленіе австрійцевъ имѣло слѣдствіемъ то, что Наполеонъ осмѣлился преслѣдовать отступавшихъ только съ чрезвычайными предосторожностями. Его самого окружали гренадеры верхами и старая пѣшая гвардія; онъ приказалъ разбить его турецкую палатку и отдавалъ въ ней приказанія на остальную часть дня. Въ Парижъ и Мюнхенъ отправлены куръеры; въ Петербургѣ вѣстникомъ побѣды французовъ былъ назначенъ молодой, блестящій, живой ротмистръ Чернышевъ. Онъ находился вмѣстѣ съ Гагаринымъ и полковникомъ Горголи при главной французской квартирѣ, будучи назначенъ туда русскимъ правительствомъ, и въ короткое время умѣлъ снискать уваженіе и благосклонность Наполеона въ высшей степени, Пока устраивали палатку, Наполеонъ сошелъ съ лошади, мамелюкъ разостлалъ небольшой коверъ на травѣ, и императоръ прилегъ. Чтобы образовать тѣнь отъ жгучихъ солнечныхъ лучей (время было между 2 и 3 часами), сложили пирамидою барабаны и 4 гренадера стали вокругъ его ложа, чтобы на него кто нибудь не наступилъ. Министры, генералы, офицеры расположились вокругъ, храня глубочайшее молчаніе. Императоръ тотчасъ же заснулъ, но чрезъ минуту былъ разбуженъ Дюрокомъ, приведшимъ плѣннаго австрійскаго полковника, взятаго легкой кавалеріей Орельи. Наполеонъ, приподнявшись, додольно долго разговаривалъ съ плѣннымъ на итальянскомъ языкѣ, всталъ, взглянулъ на свою подвигавшуюся впередъ армію и вошелъ въ палатку. За нимъ послѣдовали Бертье, Шампаньи, Маретъ. Вслѣдъ за тѣмъ прибылъ Даву съ извѣстіемъ о счастливой побѣдѣ въ сраженіи — Ваграмскомъ сраженіи!
Множество генераловъ, полковниковъ и адъютантовъ окружали налатку. Мои знакомые втянули меня въ средину ихъ. Говорили о событіяхъ дня, острили, смѣялись, шумѣли, какъ будто вождя и не было. Тутъ появился Дюрокъ и даль намъ, какъ онъ выразился, маршальскій столъ безъ церемоній. Разостлали скатерть на травѣ и подали, что нашлось въ запасахъ. Многіе возлежали по римски на зеленомъ коврѣ и ѣли такимъ образомъ. При наступленіи сумерекъ мы, русскіе, сѣли на лошадей, чтобы ѣхать въ Эберсдорфъ. Не успѣли мы еще далеко отъѣхать, какъ вдругъ услышали за собою шумъ и замѣтили въ тылу арміи большое волненіе и суматоху. Я остановился, чтобы узнать причину суматохи, но Горголи и Виттъ закричали мнѣ, чтобы я занялся чѣмъ-нибудь лучшимъ, и ускакали. Въ ту минуту казалось, будто массы австрійской кавалеріи налѣво отъ насъ перерѣзывали нашу дорогу къ мостамъ. Вокругъ и мимо меня всѣ скакали какъ бѣшеные; въ этомъ безпорядкѣ мой, пылкій черкесскій конь увлекся примѣромъ и помчалъ меня вслѣдъ за другими. Черезъ нѣсколько минуть, однако, мнѣ удалось сдержать его и я поѣхалъ шагомъ обратно. Тутъ промчались мимо меня императорскіе конюхи и закричали: «Спасайтесь! Австрійская кавалерія захватила
