пановъ Зборовскихъ и ихъ приверженцевъ, король Стефанъ никакъ бы не достигъ польскаго престола. Я не говорю, чтобы Господь Богъ не дѣйствовалъ посредствомъ другихъ органовъ и другихъ лицъ, но все таки паны Зборовскіе въ сущности были истинные casuae sine quibus non. На проскрипціи (изгнаніи) Самуила Зборовскаго не только не настаивали, но онъ много разъ присутствовалъ въ публичныхъ собраніяхъ въ Краковѣ и другихъ мѣстахъ , гдѣ находились и король и великій канцлеръ, всегда былъ хорошей мысли, такъ что никакъ нельзя сказать, чтобы онъ былъ казненъ и по закону и по уставу за убійство шляхтича, но причины его казни были совсѣмъ другія, эти причины сохранялись въ тайнѣ и о нихъ не многіе знали въ Коронѣ Польской. Много толковъ изъ за этого возникло и не мало въ тѣхъ мѣстахъ было сомнѣній въ оправданіи поступка, потому я и разскажу вѣрное и правдивое объ ономъ.
Выше было сказано, что польскій король послалъ противъ татаръ нѣсколько войска, собраннаго на скорую руку. Къ войску этому были, между прочими, назначены двое венгерскихъ господъ, Зибергъ и Цобаръ. Зибергъ сталъ на ночлегъ по ту сторону русскаго Львова, а Цобаръ заночевалъ въ самомъ Львовѣ. Въ постояломъ дворѣ, гдѣ онъ присталъ, попадается ему порядочный торбанистъ, игравшій на торбанѣ какую-то фантазію про себя. Цобаръ, хорошо знавшій по польски и по нѣмецки, спрашиваетъ у этого торбаниста не нуждается ли онъ въ службѣ, если нуждается, то онъ, Цобаръ, дастъ ему мѣсто. Торбанистъ отвѣчалъ, что служитъ у пана Самуила Зборовскаго. Какъ только Цобаръ услышитъ это имя, то сейчасъ же сталъ распрашивать торбаниста про этого пана, ибо ходила такая догадка, что Зборовскій не прочь былъ сдѣлаться казацкимъ гетманомъ. Вотъ Цобаръ выпилъ вмѣстѣ съ торбанистомъ и спрашиваетъ, гдѣ его панъ въ настоящее время. Торбанистъ отвѣчаетъ, что онъ находится недалеко отъ Львова. Цобаръ спрашиваетъ дальше, что же Зборовскій подѣлываетъ въ этихъ мѣстахъ, коли слухъ идетъ про татарскій набѣгъ? Торбанистъ отвѣчалъ, что Зборовскому нужно тутъ переговорить кое съ кѣмъ и прибавилъ, что тутъ великія дѣла замышляются. Цобаръ подсѣлъ къ торбанисту и, слушая его игру, похвалиль его искусство, подарилъ ему пару венгерскихъ гульденовъ; снова они выпили, снова Цобаръ подсѣлъ къ нему и говоритъ, что его панъ не очень-то старается предъ королемъ, что де ссоры съ великимъ канцлеромъ его, Зборовскаго, къ добру не поведутъ. Торбанистъ, съ пьяныхъ-ли глазъ, или по глупости своей, начинаетъ вздыхать и говоритъ, что хотѣлъ бы съ честью отстать отъ своего пана, ибо Зборовскіе такія дѣла затѣваютъ, что, какъ вспомнишь, такъ волосъ дыбомь становится. Цобаръ, развѣдавши такъ много, подсѣль еще ближе, и говоритъ, что доставитъ ему службу у короля, что ему подобаетъ быть вѣрнымъ больше королю, чѣмъ невѣрному пану, а если знаетъ что худое про своего
