снарядами въ Ригу за 50 миль. Если бы московитъ провѣдалъ про это обстоятельство, то пришлось бы полякамъ съ потерею отступить отъ Пскова.
Полковникъ Фаренсбахъ осадилъ московитскій монастырь Печоры, находившиеся недалеко отъ Пскова, и готовился взять оный штурмомъ. Но у монаховъ былъ гарнизонъ, они мужественно бились, а тутъ какой-то чертъ причинялъ неудачи осаждающимъ нѣмцамъ и другимъ (монахи говорили, что ихъ святая монастырская жизнь была тому причиною); они имѣли уже счастье въ рукахъ, и все-таки ничего не могли подѣлать съ погаными чернецами, а тѣ, что находились плѣнными въ монастырѣ (между прочими племянникъ герцога курляндскаго), разсказывали , что монахи хотѣли было на другой день сдать монастырь, и съ плѣнниками перемѣнили обращеніе, хорошо угощали ихъ, чтобы тѣ заступились за монаховъ у своихъ земляковъ, но въ эту самую ночь стража схватила какого-то ребенка, обходившаго монастырскіе валы, и когда спросили ребенка, какъ онъ попалъ въ монастырь, то этотъ ребенокъ отвѣчалъ: Господь Богъ послалъ его въ монастырь возвѣстить монахамъ, что у нихъ крѣпкія стѣны, провіанта, пороху, и снарядовъ довольно, и бьются они невредимы, такъ что̀ имъ за охота сдавать святой домъ Божій нѣмцамъ; пусть монахи продержутся три дня, тогда сами увидятъ, что непріятель отступитъ. Такъ и случилось, а дитя исчезло. Тогда монахи снова бросили плѣнныхъ въ тюрьму, со звономъ и пѣніемъ стали служить молебенъ, и въ то же время открыли сильную пальбу по нѣмецкому лагерю. Послѣ того они пожелали переговорить съ королевскими людьми, вывели плѣнныхъ нѣмцевъ на валъ, чтобы тѣ говорили съ королевскими. Съ королевской стороны выступилъ для переговоровъ венгерскій полковникъ, по прозванію Борнемисса, а московитскій полковникъ спросилъ его: «Какую такую обиду чернецы нанесли королевскимъ людямъ, что они такъ осаждаютъ и тѣснятъ монастырь? Коли королевскіе хотятъ быть настоящими воинами, то пусть свое мужество покажутъ подъ Псковомъ.» Борнемисса отвѣчалъ на это: «Городъ Псковъ обложенъ великою силою и въ скоромъ времени съ Божіею помощію будетъ въ рукахъ польскаго короля пусть чернецы пораздумаютъ: вѣдь ясно, что великій князь не придетъ имъ на помощь, такъ пусть они, чернецы, добровольно сдадутся королевскому величеству польскому, какъ христіанскому государю, который не только будетъ хранить ихъ свободу, но окажетъ имъ еще большую свою милость. Да и то еще непристойно, что они, чернецы, вопреки своего устава и ордена, дѣйствуютъ противъ королевскихъ людей будто враги, либо воинскіе люди. Пусть-ка чернецы подумаютъ о своемъ монастырѣ и поддадутся королю. Если не поддадутся, то королевскіе люди станутъ подъ монастыремъ еще съ большими силами, чѣмъ теперь, тогда камня на камнѣ не останется отъ монастыря и никто изъ
