отставалъ отъ императора, а сердце и глаза обращалъ на Стефана. Провинціи прусскія и Ливонія, однако, держались еще и надѣялись на императора. Поэтому король Стефанъ самъ сдѣлалъ себя королемъ въ Пруссіи, а когда города Торнъ, Эльбингъ, Маріенбургъ и прочіе города королевской части Пруссіи преклонилъ на свою сторону, то созвалъ сеймъ въ Торнѣ. А поелику московитъ ни мало не былъ доволенъ королемъ, напротивъ дѣлалъ противъ него приготовленія, потому и городъ Гданскъ также не хотѣлъ признать королемъ Стефана на томъ основаніи, что уже присягнулъ императору, а присяги никто не снималъ съ него. Король и началъ совѣтоваться съ нѣкоторыми польскими панами, какъ ему быть съ городомъ Гданскомъ.
Что касается до гданчанъ, то о нихъ говорили, что между ними и королемъ были неоднократные переговоры, прежде чѣмъ дѣло дошло до осады ихъ города, а для оправданія себя они публиковали печатно; о чемъ дѣло шло при этихъ переговорахъ, это каждый можетъ прочитать. А какъ при подобныхъ оправданіяхъ, они начали упрямиться, потому король Стефанъ объявилъ ихъ врагами отечества и обложилъ ихъ городъ.
Но литовскія сословія не были довольны такимъ поступкомъ короля, не хотѣли ему прислать значительныхъ подкрѣпленій, увѣряя, что имъ несравненно необходимѣе готовиться къ войнѣ съ московитомъ.
Но сосѣди гданчанъ, воевода маріенбургскій, панъ Костка и абатъ оливскій наводили короля по большей части на это дѣло, да и Эрнестъ Вайеръ говорилъ, что экспедиція эта будетъ легкою; всѣ они получили за то справедливое отъ Господа Бога воздаяніе. Ибо когда названный воевода, спустя нѣкоторое время, вступилъ въ споръ съ нынѣшнимъ великимъ подскарбіемъ (казначеемъ) короннымъ, паномъ Яномъ Дульскимъ, въ присутствіи короля, то такъ уже полагался на свое большое значеніе и мнимую милость, что упрекалъ пана Дульскаго въ низкомъ происхожденіи и между прочимъ сказалъ, что никогда бы онъ, панъ Дульскій, не былъ возведенъ въ такія достоинства королемъ Сигизмундомъ-Августомъ, если бы своихъ вѣрныхъ службъ не исполнялъ преимущественно in adducendis mulierculis (доставленіемъ женщинъ). Въ присутствіи короля они схватились за сабли. Панъ Дульскій, по требованію великаго маршала, долженъ былъ стать на колѣни и просить прощенія у короля за то, что, въ его присутствіи, обнажилъ оружіе, а панъ Костка ни за что не хотѣлъ сдѣлать этого (т. е. на колѣняхъ просить прощенія у короля), потому и впалъ въ большую немилость и тѣмъ причинилъ паденіе и свое и своихъ.
Эрнстъ Вайеръ, совѣтовавшій королю осаду, думалъ что пользуется большою милостію у короля, снисканною какъ при этой осадѣ Гданска, такъ и въ московитскихъ походахъ, и потому былъ и радъ, и веселъ,
