понятно, какими духами угощается въ Пекинѣ европейскій носъ, то китаецъ стоитъ выше европейца въ трезвости. Въ продолженіи [6] лѣтъ я не видѣлъ ни одного китайца пьянымъ. Нѣтъ въ Китаѣ такого воровства, какъ на Руси, полагаю потому, что строги законы. Въ Китаѣ воровъ казнятъ смертію, чрезъ удавленіе; а грабителей съ насиліемъ — обезглавливаютъ, головы ихъ выставляютъ на позоръ года на три среди людной улицы. Изъ такихъ ужасныхъ головъ (каждая въ своей клѣткѣ — въ родѣ птичьей) составляется цѣлая пирамида, отъ которой распространяется зловоніе омерзительнѣе, чѣмъ отъ помойной ямы. Но нѣтъ въ Китаѣ ужаснѣе казни, какъ за непочтеніе къ родителямъ: рѣжутъ живаго въ куски. Однако такія преступленія и казни бываютъ чрезвычайно рѣдко. Не менѣе мучительнымъ казнямъ подвергались и европейцы изъ плѣнныхъ англичанъ и французовъ, во время англо-французской съ Китаемъ войны. Въ это время русскій посланникъ Н. П. Игнатьевъ былъ внѣ Пекина и слѣдовалъ за англо-французскими войсками, а пекинская духовная миссія оставалась въ Пекинѣ, который приготовлялся къ отпору непріятеля. На городской стѣнѣ, окаймляющей городъ на протяженіи 40 верстъ, было до полтораста тысячъ войска, вооруженнаго луками и стрѣлами, фитильными ружьями и чугунными пушечками безъ лафетовъ, на полу, въ амбразурахъ городской стѣны. Четыре желѣзныхъ воротъ въ городской стѣнѣ были заперты и засыпаны. Въ Пекинѣ ощущался недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ и были денныя разграбленія хлѣбныхъ магазиновъ и лавокъ. Опасаясь нападенія, мы составили изъ себя въ своемъ русскомъ подворьѣ ночной караулъ съ револьверами въ рукахъ; я имѣлъ даже и штуцеръ. Но, благодаря Бога, не осуществились наши опасенія. Китайцы струсили, отворили ворота и англо-французы вошли въ Пекинъ безъ выстрѣла. Въѣхалъ за ними въ Пекинъ и русскій посланникъ Н. П. Игнатьевъ. Потомъ все вошло въ обычную колею, и я опять сталъ жить по прежнему: то отъ жары лѣтомъ не зналъ куда дѣваться, то — скучалъ при исключительно однообразной жизни. Въ болѣе сносное время я работалъ. Рисовалъ болѣе всего то, что въ особенности интересовало меня. Болѣе неотложною работою было написаніе иконъ въ храмъ Сѣвернаго подворья. Надобно сказать, что у русскихъ въ Пекинѣ два храма: — одинъ на Южномъ подворьѣ, а другой - на Сѣверномъ, гдѣ живутъ потомки плѣнныхъ альбазинцевъ, усердно посѣщающіе хр зутъ эти потомки совершенно по китайски и давно забыл языкъ. А я — русскій, не зная китайскаго языка долженъ его изучать; изучилъ,
Воспоминанія академика академіи художествъ Льва Степ. Игорева.
— 371 —
