Въ 1855 году въ мартѣ мѣсяцѣ за поднесенный мною Госу[дары]нѣ Императрицѣ Маріи Александровнѣ медаліонъ съ изображені[емъ] Божіей Матери Всемилостивѣйше пожалованы мнѣ золотые часы. [Въ] этомъ же году первоприсутствующій членъ Святѣйшаго Синода с.-петербургскій митрополитъ Никаноръ обратилъ на меня свое вниманіе, и я отъ 20-го апрѣля назначенъ былъ преподавателемъ живописи и иконописанія въ с.-петербургскую духовную семинарію, въ каковой должности и прослужилъ два года. Затѣмъ высочайшимъ приказомъ по гражданскому вѣдомству 13-го января 1857 года переведенъ въ вѣдомство министерства иностранныхъ дѣлъ съ зачисленіемъ кандидатомъ Пекинской духовной миссіи и съ производствомъ по званію академика художествъ въ титулярные совѣтники.
Когда составился полный комплектъ духовной миссіи, состоящей изъ десяти членовъ — архимандрита, начальника миссіи, троихъ іеромонаховъ и шести членовъ свѣтскихъ, въ числѣ коихъ былъ и я, тогда вся миссія, раздѣлившись по два человѣка, въ собственныхъ тарантасахъ, въ маѣ 1857 года изъ С.-Петербурга отправилась сухимъ путемъ чрезъ всю Сибирь до Кяхты, разумѣется, на казенный счетъ.
Въ Кяхтѣ всѣ члены миссіи собрались и остановились въ ожиданіи приготовленій для слѣдованія далѣе въ Китай чрезъ Монгольскую степь. Проводы были какъ нельзя болѣе торжественны. На Кяхтинской площади, окруженной войсками, преосвященнымъ Евсевіемъ, епископомъ иркутскимъ отслуженъ былъ молебенъ и миссія была окроплена святою водою. Когда она вступила на чуждую границу, тогда послѣдовало нѣсколько пушечныхъ выстрѣловъ. Грустно было распроститься на 5 лѣтъ, а можетъ быть и навсегда съ русскою землею и всѣмъ русскимъ! Я наклонился, взялъ горсть земли и, крѣпко сжавъ ее въ рукѣ, не могъ удержаться отъ слезъ. Это были слезы такія горькія, какими я уже послѣ не плакалъ никогда. Караванъ нашъ состоялъ изъ четырехъ сотъ лошадей, 120-ти таратаекъ съ кладью, 6-ти тарантасовъ и 60-ти человѣкъ рослыхъ забайкальскихъ казаковъ, русскаго пристава Перовскаго, монгольскаго переводчика, топографа и монгольскаго проводника-чиновника (Божко). Весь этотъ караванъ дѣлалъ только по одной станціи въ день, а чрезъ два дня дневку. Часть лошадей была въ упряжи, а прочія бѣжали и кормились на ходу подножнымъ кормомъ, потому собственно, что запасовъ кормовыхъ въ Монголіи нѣтъ. Монгольская степь съ кочующими обитателями, которые съ своими стадами и зимой и лѣтомъ постоянно переходятъ съ одного мѣста на другое, безбрежна какъ море. Мнѣ
