учился я, все-таки, порядочно, и находилъ даже время заниматься рисованіемъ, которое только и доставляло мнѣ несказанное удовольствіе. Только мало приходилось мнѣ этимъ удовольствіемъ пользоваться. До сихъ поръ не могу вспомнить безъ сожалѣнія о потерянномъ времени, когда я былъ нянькой и слугою, вслѣдствіе чего не всегда могъ быть исправнымъ и но классу. Когда не зналъ урока, то ждалъ „березовой каши“ отъ неумолимаго учителя, которому чрезвычайно нравилось высѣчь меня, именно — меня…
Перейдя въ 4-й классъ, я перебрался отъ учителя на новую квартиру, а по случаю голоднаго года прожилъ одинъ годъ въ бурсѣ…
Въ 4-мъ классѣ пробылъ я два года…
Петровское духовное училище, въ которомъ я учился, было двухъ-этажное каменное зданіе, изъ 4-хъ комнатъ, т. е. классовъ. Но эти комнаты во всю зиму ни разу не топились, такъ какъ не было печей: на мѣстѣ ихъ была въ углахъ только сажа, оставшаяся на стѣнѣ какъ доказательство, что тутъ когда-то были печки. А поэтому и холодъ былъ ужаснѣйшій! Всѣ окна были замурованы снѣжной корою. Бывало дышешь, дышешь въ чернильницу, чтобы оттаяли чернила, которыя всегда мерзли; мерзли, разумѣется, и руки особенно у тѣхъ, у которыхъ была плохенькая одеженка; тогда ходили не въ сюртукахъ, а въ халатахъ и чапанахъ. Даже были кое-кто и въ лапоткахъ. Да и я, признаюсь, не исключеніемъ былъ. Лапти были у меня даже съ дощечками и шинами, чтобы не промачивать погъ въ распутицу.
Во время отпусковъ къ Пасхѣ и на лѣтніе каникулы я всегда, съ нѣсколькими товарищами, можно сказать, совершалъ своего рода подвигъ въ пѣшеходствѣ въ свое родное село, разстояніемъ около ста верстъ, безъ копѣйки въ карманѣ, только съ сумкою на плечахъ и съ маленькимъ багорчикомъ въ рукахъ, которымъ-бы можно было при случаѣ зацѣпить и спасти тонущаго товарища, что всегда и удавалось. Разумѣется, при этомъ приходилось выкупаться въ холодной водѣ со льдомъ въ какой-нибудь плюгавой въ лѣтнее время рѣченкѣ, но грозной въ полую воду. Но такая натуральная ванна была для молодыхъ путниковъ ни по чемъ.
Въ 1838 году, выдержавъ училищный экзаменъ, поступилъ я въ саратовскую духовную семинарію, въ которой сразу огорошила меня семинарская премудрость: это — русская словесность, самый главный предметъ, который преподавался на латинскомъ языкѣ по собственнымъ запискамъ профессора Гавріила Степановича Воскресенскаго.
