шелъ я въ больницу, и моимъ глазамъ представилась ужасная картина — чисто бойня; пораженныхъ было человѣкъ до 25; лежали просто на полу въ разныхъ костюмахъ; полъ, стѣны были забрызганы кровью; не было никакого вниманія къ больнымъ; фельдшеръ былъ одинъ; инымъ пускали кровь, другимъ растирали тѣло полицейскіе служители и нѣсколько простыхъ мужиковъ; съ однимъ больнымъ былъ поносъ, съ другимъ — рвота; кого поили мятой, бузиной просто изъ деревянныхъ чашекъ: кто выносилъ умершаго, увязывая его въ рогожку; другіе умирали въ нечистотѣ; докторъ, по привозѣ больнаго, только приказывалъ, что съ нимъ дѣлать и какъ поступать. Эта суета на меня подѣйствовала въ высшей степени. Докторъ пригласилъ меня въ свою комнату, далъ мнѣ выпить вина, помочилъ спиртомъ голову и далъ нюхать самый крѣпчайшій спиртъ, который у него изъ рукъ не выходилъ. Между разговоромъ онъ сказалъ: „Видите, какое мое положеніе Что я могу здѣсь сдѣлать одинъ? Пятерыхъ увозятъ на кладбище, а десятерыхъ вновь привозятъ“.
Еще одинъ случай поразилъ меня, ѣду я по Нѣмецкой улицѣ, вдругъ изъ одного дома выбѣгаетъ молодая женщина съ крикомъ: „Францъ Кунъ (мебельный мастеръ) умираетъ, помогите, помогите!“ и повторяетъ это нѣсколько разъ. Но помощи ни откуда не было и на другой день его схоронили.
Болѣзнь дѣйствовала постепенно, переходя изъ одной улицы въ другую; она начала свои дѣйствія съ береговыхъ улицъ Волги и такимъ образомъ распространилась до улицъ, расположенныхъ на Соколовой горѣ. Въ домахъ жителей этой улицы было долго благополучно; когда-же внутри Саратова дѣйствія холеры стали ослабѣвать и прекращаться, болѣзнь появилась въ первыхъ числахъ сентября между живущими на Соколовой горѣ и продолжалась до второй половины сентября. Съ этого времени смертность вообще была уже не такъ значительна: умирало отъ 40 до 50 человѣкъ въ день, и то болѣе дѣйствовала на пріѣзжихъ, а не на коренныхъ жителей Саратова. Преимущественно холера дѣйствовала на людей средняго возраста обоего пола, крѣпкаго сложенія, полнокровныхъ, любившихъ крѣпкіе напитки, слабодушныхъ и трусливыхъ. Люди хладнокровные, бодрствовавшіе духомъ и тѣ, которые держали себя въ пищѣ и во всемъ умѣренно, мало подвергались дѣйствію заразы, такъ равно пожилые и малолѣтніе.
Много умерло губернскихъ чиновниковъ, а изъ лекарей: Межевъ, Кустовскiй, Мейеръ и другіе, фамилій которыхъ не припомню.
