многіе чиновники обѣдали и ночевали на случай полученія экстренныхъ депешъ съ эстафетами и нарочными, по которымъ тотчасъ же дѣлалось распоряженіе. Но распоряженію губернатора, отпущено въ вѣдѣніе канцеляріи 3 тыс. руб., ассигнованныя изъ экстраординарной суммы на разные непредвидѣнные расходы: на посылку нарочныхъ, эстафетъ и на разъѣзды чиновниковъ но городу, такъ какъ при канцеляріи каждые сутки стояли два извощика. Мнѣ часто приводилось ѣздить къ губернатору съ экстренно полученными бумагами и для подписи исходящихъ; бумаги всѣ прокалывались и окуривались дымомъ отъ хлѣбнаго уксуса. Губернаторъ никого изъ чиновниковъ къ себѣ не принималъ, будучи слабъ еще здоровьемъ, а объяснялся черезъ дверь самъ (?) или черезъ доктора; подаваемыя ему привезенныя бумаги у него еще въ домѣ окуривались. Во время проѣзда моего отъ дома Григоровичевой, гдѣ была канцелярія, до дома Панчулидзева, гдѣ, жилъ Рославецъ, на встрѣчу почти безпрерывно попадались погребальныя процессіи; на одной телѣгѣ лежало по три и по пяти гробовъ, въ особенности изъ больницъ, такъ что на Ильинскомъ мосту не было возможности разъѣхаться: одни ѣдутъ съ умершими на кладбище, другіе оттуда возвращаются. Кладбище было особо отведенное, ниже Саратова по теченію Волги, на самомъ берегу, по Астраханскому тракту. Пышныхъ похоронъ совершаемо не было, не смотря ни на какое богатое и знатное лицо: не видать было ни катафалокъ, ни церковныхъ носилокъ; все возили на телѣгахъ, да и духовенству нѣкогда было исполнять длинные обряды похоронъ: священниковъ безпрерывно требовали для исповѣди заболѣвающихъ. Большею частію изъ домовъ умершихъ сносили въ церкви, гдѣ священники и совершали панихиды, послѣ чего гроба ставили на телѣгу и везли на кладбище. Такъ продолжалось во все время существованія холеры въ Саратовѣ, каждодневно, съ ранняго утра до ночи. Бывало смотришь на эту горько плачевную картину вымирающаго человѣчества, волосы дыбомъ поднимались и темнѣло въ глазахъ. Лавки почти всѣ были заперты, торговли никакой не производилось, въѣздъ изъ ближайшихъ деревень съ разными припасами былъ запрещенъ и никого не пропускали: въ продажѣ не было совершенно никакихъ плодовъ. Люди ходили по улицамъ съ завязаннымъ по самые глаза лицомъ, натертые дегтемъ и нефтью, въ глубокомъ уныніи; даже не было слезъ по самымъ близкимъ умершимъ, ибо чувства притупились. По всему Саратову, на площадяхъ, подъ надзоромъ полиціи, горѣлъ день и ночь навозъ, отъ чего по городу былъ ужасный смрадъ; вос-
Записки о Саратовѣ К. И. Попова.
— 197 —
