рѣки простирается до 1,200,000 кв. верстъ, или до 126,000,000 десят.; и, наконецъ, что длина самой Волги отъ истока до моря простирается до 3500 вер., т. е. она длиннѣе въ три, четыре и болѣе разъ всѣхъ значительныхъ рѣкъ Европы“. „На многихъ страницахъ не перечислить, какіе товары двигаются по Волгѣ“. „Среднимъ числомъ только по Волгѣ движется товаровъ не менѣе, какъ на 300 мил. руб. въ годъ, не считая цѣнности лѣсныхъ продуктовъ. А какъ она велика, видно изъ того, что въ 1881 г. по Волжскому бассейну прошло не менѣе 2127 мил. пудовъ, тогда какъ по всѣмъ желѣзнымъ дорогамъ провезено вообще грузовъ 2077 мил. пудовъ“ (Волга—какъ путь сообщенія. Проф. Н. Богуславскаго. Спб. 1887 г. стр. 1—11). Неудивительно, поэтому, что Волга привлекала и привлекаетъ въ Саратовъ массы пришлаго рабочаго люда, cудохозяевъ, навигаторовъ; украшала и украшаетъ широкія текучія воды массою судовъ разнообразнаго типа и разныхъ названій. Въ особенности значеніе Волги, какъ фактора мѣстной жизни, усилилось со времени Петра I, со времени устройства канализаціонныхъ системъ (Вышневолоцкой) и со времени введенія пароходства (1818—1842), уничтожившаго тяжелую лямку и удешевившаго транзитъ. Въ смыслѣ перевозки громоздкихъ матеріаловъ, Волжскій путь никогда не потеряетъ своего значенія. Въ тоже время живой, бодрый видъ трудящейся рѣки, придавалъ и придаетъ городу живой видъ, возбуждая на трудъ и энергію жителя.
Подъ вліяніемъ перечисленныхъ, главнѣйшихъ условій, творилась жизнь края, возросталъ и Саратовъ. Первоначально крѣпость на лѣвомъ берегу Волги, со второй четверти XVII в. это былъ не важный рыбій городокъ, раскинутый около церкви Преображенія, съ валомъ и рогатками, защищавшими Саратовъ со стороны суши, и съ сторожевою каланчею на Соколовой горѣ. Въ началѣ XVIII в., это было мѣстечко въ глазахъ иностранца (шведскаго капитана), съ 500 семей русскихъ (число инородческихъ было едва ли больше) и 7-ю церквами (въ томъ числѣ одна часовня), по прежнему обведенное валомъ и обставленное деревянными рогатками, съ рынкомъ для мѣстныхъ обывателей и тремя ярмарками: Казанской, Введенской и Никольской, установленными (1719 г.), вѣроятно, въ дни храмовыхъ праздниковъ мѣстныхъ церквей. Къ половинѣ этого вѣка Саратовъ выросъ уже на столько, что ученый докторъ и академикъ Иванъ Лепехинъ, въ 1769 г. посѣтившій Саратовъ, говорилъ: „Самое города
