косвенно къ тѣмъ же результатамъ. Гипотеза эта, во всякомъ случаѣ, не можетъ быть отвергнута безъ предварительнаго обсужденія. Мы послѣдовательно разсмотримъ эти два рода факторовъ и постараемся узнать, имѣютъ-ли они на самомъ дѣлѣ какое-нибудь значеніе для изучаемаго нами явленія и если—да, то—каково оно.
Существуютъ болѣзни, общій годовой процентъ которыхъ, обыкновенно, относительно постояненъ для даннаго общества; и въ то же время онъ значительно колеблется у различныхъ народовъ. Таково—сумасшествіе. Если бы были какія-нибудь точныя данныя, на основаніи которыхъ въ каждой добровольной смерти можно было видѣть проявленіе сумасшествія, то поставленная нами проблема была бы разрѣшена и самоубійство было бы тогда ничѣмъ инымъ, какъ индивидуальною болѣзнью[1].
Этотъ тезисъ поддерживается значительнымъ числомъ психіатровъ. Такъ, напримѣръ, Esquirol говоритъ: „Въ самоубійствѣ проявляются всѣ черты сумасшествія („Maladies mentales“ т. I, стр. 639). Только въ состояніи безумія человѣкъ способенъ покушаться на свою жизнь, и всѣ самоубійцы—душевно-больные люди“. (Ibid. т. I, стр. 665). Исходя изъ этого принципа, онъ пришелъ къ тому заключенію, что, будучи непроизвольнымъ фактомъ, самоубійство не должно быть преслѣдуемо закономъ.
Falret („Du suicide“ стр. 137) и Moreau de Tours высказываютъ почти одинаковое съ нимъ мнѣніе по этому вопросу. Правда, послѣдній въ томъ же мѣстѣ своей книги, гдѣ онъ излагаетъ раздѣляемую имъ доктрину, дѣлаетъ замѣчаніе, котораго одного достаточно для того, чтобы вызвать сомнѣніе въ справедливости этой доктрины. „Должно ли самоубійство“, говоритъ онъ, „разсматриваться во всѣхъ
- ↑ Въ той мѣрѣ, конечно, поскольку само сумасшествіе можетъ считаться чисто индивидуальнымъ. Въ дѣйствительности, оно—отчасти явленіе соціальное. Къ этому вопросу мы еще вернемся.
