только символическимъ идеализмомъ, только философіей, переданной по традиціи, но которую можно оспаривать и которая болѣе или менѣе чужда нашимъ повседневнымъ занятіямъ, ей трудно имѣть на насъ большое вліяніе. Божество, которое своимъ величіемъ поставлено внѣ міра и всего мірского, не можетъ служить цѣлью нашей мірской дѣятельности, и она оказывается безъ цѣли. Слишкомъ много вещей стоятъ въ этомъ случаѣ внѣ связи съ Божествомъ, для того чтобъ оно могло дать смыслъ жизни. Предоставивъ намъ міръ, какъ не достойный его, оно тѣмъ самымъ предоставило насъ самимъ себѣ во всемъ, что касается жизни міра. Не при помощи размышленій объ окружающихъ насъ тайнахъ и даже не при помощи вѣры въ существо, всемогущее, но безконечно отъ насъ далекое и требующее отъ насъ отчета лишь въ неопредѣленномъ будущемъ, можно помѣшать людямъ кончать съ жизнью. Словомъ, мы предохранены отъ самоубійства лишь въ той мѣрѣ, въ какой мы соціализованы. Религіи могутъ насъ соціализовать лишь въ той мѣрѣ, въ какой онѣ лишаютъ насъ права свободнаго изслѣдованія. Но онѣ больше не имѣютъ и, по всей вѣроятности, никогда больше не будутъ имѣть въ нашихъ глазахъ достаточно авторитета, чтобъ добиться отъ насъ подобной жертвы. Не на нихъ, слѣдовательно, надо разсчитывать въ борьбѣ съ самоубійствомъ. Впрочемъ, если бы тѣ, которые видятъ въ возстановленіи религіи единственное средство излѣчить насъ, были послѣдовательны, они должны были бы требовать возстановленія самыхъ архаическихъ религій. Вѣдь юдаизмъ лучше предохраняетъ отъ самоубійства, чѣмъ католичество, и католичество—лучше, чѣмъ протестантизмъ. И однако, протестантская религія наиболѣе свободна отъ матеріальныхъ обрядовъ, слѣдовательно—наиболѣе идеалистична. Наоборотъ, юдаизмъ, не смотря на свою великую историческую роль, многими сторонами связанъ съ наиболѣе первобытными религіозными формами. Уже изъ этого видно, что моральное и интеллектуальное превосходство догмы не имѣетъ
