прещаетъ акты, которые общественное мнѣніе находитъ невинными, то насъ возмущаетъ законъ, а не наказуемое дѣяніе. Наше чрезмѣрная терпимость по отношенію къ самоубійству объясняется тѣмъ, что порождающее его душевное настроеніе стало общимъ и мы не можемъ его осуждать, не осуждая самихъ себя. Мы слишкомъ имъ пропитаны, чтобъ хоть отчасти не прощать его. Но въ такомъ случаѣ, единственное для насъ средство стать болѣе суровыми это—воздѣйствовать непосредственно на пессимистическій потокъ, ввести его въ нормальные берега и не давать ему изъ нихъ выходить, вырвать общественную совѣсть изъ-подъ его вліянія и укрѣпить ее. Когда она вновь обрѣтетъ свою моральную точку опоры, она подобающимъ образомъ будетъ реагировать на все, что ее оскорбляетъ. Не нужно будетъ изобрѣтать системы распрессивныхъ мѣръ,—эта система установится сама собой подъ давленіемъ потребностей. А до тѣхъ поръ она будетъ искусственной и, слѣдовательно, безполезной.
Не является ли, однако, воспитаніе самымъ вѣрнымъ средствомъ достигнуть этого результата? Такъ какъ оно даетъ возможность воздѣйствовать на характеры то не можетъ ли оно сдѣлать ихъ болѣе мужественными и, слѣдовательно, менѣе снисходительными къ людямъ, теряющимъ мужество? Такъ думалъ Морселли. По его мнѣнію, всепрофилактическое леченіе самоубійства выражается слѣдующей формулой[1]: „развивать у человѣка способность координировать свои идеи и свои чувства, чтобъ онъ былъ въ состояніи преслѣдовать опредѣленную цѣль въ жизни; словомъ, дать моральному характеру силу и энергію“. Къ тому-же заключенію приходитъ мыслитель совсѣмъ другой школы: „Какъ подрѣзать самоубійство въ корнѣ“, спрашиваетъ Франкъ. „Совершенствуя великое дѣло воспитанія, развивая не только умы, но и характеры, не только идеи, но и убѣжденія[2]“, отвѣчаетъ онъ.
