нона появились лишь тогда, когда общество почувствовало себя серьезно больнымъ. Образованіе этихъ великихъ системъ было, слѣдовательно, признакомъ того, что пессимистическое настроеніе достигло ненормально большихъ размѣровъ, вслѣдствіе какихъ-то пертурбацій въ соціальномъ организмѣ. А, вѣдь, сколько такихъ теорій имѣется въ наше время! Для вѣрнаго представленія объ ихъ численности и значеніи, не достаточно принимать во вниманіе лишь философскія системы, носящія оффиціально пессимистическій характеръ, въ родѣ ученій Шопенгауера, Гартмана и т. д. Нужно считаться и со всѣми теоріями, которыя, подъ различными именами, являлись предшественницами этого направленія. Анархистъ, эстетъ, мистикъ, соціалистъ-революціонеръ, если они безъ отчаянія смотрятъ на будущее, все-таки подаютъ руку пессимисту въ одномъ и томъ же чувствѣ ненависти или презрѣнія ко всему существующему, въ одной и той же потребности разрушенія дѣйствительности или удаленія отъ нея. Если бы общественное сознаніе не приняло болѣзненнаго направленія, мы бы не имѣли такого подъема коллективной меланхоліи; и слѣдовательно, развитіе самоубійствъ, вытекающее изъ этого же состоянія общественнаго сознанія, имѣетъ также болѣзненный характеръ[1].
Итакъ, всѣ доводы въ полномъ согласіи между собой говорятъ намъ, что непомѣрное возростаніе добровольныхъ смертей, имѣющее мѣсто за послѣднее столѣтіе, нужно раз-
- ↑ Этотъ аргументъ вызываетъ возраженіе. Буддизмъ и джаинизмъ—ученія, послѣдовательно проводящія пессимистическій взглядъ на жизнь; является-ли это указаніемъ на болѣзненное состояніе народовъ, исповѣдующихъ эти ученія? Мы знаемъ ихъ слишкомъ мало для того, чтобы рискнуть на безповоротное рѣшеніе этого вопроса. Пусть разсматриваютъ наше разсужденіе, какъ приложимое лишь къ европейскимъ народамъ и даже къ обществамъ городского типа. Въ этихъ предѣлахъ, мы думаемъ, его было бы трудно оспаривать. Впрочемъ, возможно, что духъ самоотреченія, свойственный нѣкоторымъ другимъ обществамъ, можетъ, не вызывая аномаліи, создать строгую систему.
