полезна. Не будемъ выходить изъ этихъ предѣловъ. Въ самомъ дѣлѣ, мы показали, какимъ образомъ преступлеміе можемъ быть полезно. Однако, оно можетъ быть для чего-нибудь полезно только въ томъ случаѣ, если оно осуждается и подавляется. Совершенно несправедливо мнѣніе, по которому простое зачисленіе преступленія въ разрядъ явленій нормальной соціологіи уже означаетъ его оправданіе. Если преступленіе есть нормальное явленіе, то нормально также, чтобы оно было наказываемо. Наказаніе и преступленіе составляютъ одну нераздѣльную пару. Одно въ такой же степени необходимо, какъ и другое. Всякое аномальное ослабленіе карательной системы вызываетъ усиленіе преступности и доводитъ ее до аномальной степени интенсивности.
Примѣнимъ эти положенія къ самоубійству.
Правда, мы не имѣемъ достаточныхъ данныхъ, чтобы утверждать, что нѣтъ такого общества, гдѣ не наблюдалось бы самоубійства. Статистика даетъ намъ данныя по этому вопросу только относительно небольшого числа народовъ. У другихъ же наличность хроническихъ самоубійствъ можетъ быть констатирована лишь по слѣду, оставляемому ими въ законодательствѣ. Однако, мы не знаемъ навѣрное, было ли самоубійство повсюду объектомъ юридической регламентаціи. Но можно утверждать, что это наиболѣе общій случай. То оно запрещается, то осуждается; то запрещеніе, которому оно подвергается, строго и безусловно, то оно допускаетъ послабленія и исключенія. Но всѣ аналогіи позволяютъ думать, что ни право, ни морали никогда не относились безразлично къ самоубійству; оно всегда имѣло достаточно серьезное значеніе, чтобы привлекать къ себѣ вниманіе общественнаго сознанія. Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что наклонность къ самоубійству, болѣе или менѣе сильная, всегда существовала у европейскихъ народовъ; о послѣднемъ столѣтіи намъ свидѣтельствуетъ статистика, а о предыдущихъ эпохахъ юридическіе памятники. Такимъ образомъ, самоубійство входитъ составнымъ эле-
