Слѣдовательно, не совсѣмъ точно то положеніе, согласно которому самоубійство является счастливымъ противовѣсомъ, уменьшающимъ безнравственность, и по которому выгодно не препятствовать его развитію. Оно не является функціонально-связаннымъ съ убійствомъ. Несомнѣнно, моральная организація, отъ которой зависитъ эгоистическое самоубійство, совпадаетъ съ той, которая обусловливаетъ регрессъ убійства у цивилизованныхъ народовъ. Но самоубійца этого вида отнюдь не есть неудавшійся убійца, не имѣетъ никакихъ свойствъ послѣдняго,—это человѣкъ, подавленный и охваченный тоскою. Поэтому его актъ можно осуждать, не превращая въ убійцъ тѣхъ, кто находится на томъ же пути. Быть можетъ, намъ скажутъ, что, порицая самоубійство, мы одновременно порицаемъ, а значитъ, и ослабляемъ производящее его состояніе, то есть эту своеобразную гиперэстезію ко всему, касающемуся индивидуума,—что такимъ образомъ мы рискуемъ усилить тотъ духъ неуваженія къ личности, слѣдствіемъ котораго является распространенность убійствъ?
Но для того, чтобы индивидуализмъ былъ въ состояніи сдерживать наклонность къ убійствамъ, вовсе не нужна та крайняя степень его развитія, которая дѣлаетъ изъ него источникъ волны самоубійствъ. Для того, чтобы личность получила отвращеніе къ мысли пролить кровь себѣ подобныхъ, совершенно не нужно, чтобы индивидуумъ замыкался въ самомъ себѣ. Достаточно, если онъ любитъ и уважаетъ человѣческую личность вообще. Индивидуалистическая тенденція можетъ быть, такимъ образомъ, сдержана въ должныхъ предѣлахъ, при чемъ это вовсе не должно повлечь за собой усиленіе тенденціи къ убійству.
Такъ какъ аномія вызываетъ въ одинаковой степени и убійство и самоубійство, то все, что можетъ уменьшить ея развитіе, уменьшаетъ и развитіе ея послѣдствій. Не слѣдуетъ опасаться, что если ей помѣшаютъ проявиться подъ формой самоубійства, то она выразится въ большемъ количествѣ убійствъ; ибо человѣкъ, оказавшійся настолько чув-
