не дорожитъ больше своею жизнью, потому что онъ перестаетъ достаточно цѣнить единственнаго посредника, соединяющаго его съ реальностью, какимъ является общество. Имѣя о себѣ и своей собственной цѣнности слишкомъ преувеличенное представленіе, онъ хочетъ быть своею собственною цѣлью, и такъ какъ подобная цѣль не въ состояніи его удовлетворить, онъ начинаетъ тосковать и тяготиться жизнью, которая кажется ему лишенною смысла. Убійство опредѣляется условіями противоположнаго характера. Она является актомъ насилія, который не можетъ произойти безстрастно. Но если въ обществѣ индивидуализація частей еще слабо выражена, интенсивность коллективныхъ состояній повышаетъ общій уровень жизни страстей; болѣе того, нигдѣ нѣтъ такой благопріятной почвы для развитія въ особенности страсти къ убійству. Тамъ, гдѣ родовой духъ сохранилъ свою древнюю силу, обиды, нанесенныя семьѣ, считаются оскорбленіемъ святыни, подлежащимъ самому жестокому отмщенію; и это отмщеніе не можетъ быть предоставлено кому-то третьему. Здѣсь-то коренится практика вендетты, все еще обогряющей кровью нашу Корсику и нѣкоторыя южныя страны. Тамъ, гдѣ жива еще религіозная вѣра, она часто является вдохновительницей убійствъ такъ же, какъ и вѣра политическая.
По общему правилу, потокъ убійствъ тѣмъ болѣе стремителенъ, чѣмъ менѣе сдерживается онъ общественнымъ сознаніемъ, то есть, чѣмъ болѣе извинительными считаются покушенія на жизнь; и такъ какъ имъ придается тѣмъ менѣе значенія, чѣмъ меньше общепризнанная мораль цѣнитъ личность и то, что ее интересуетъ, то слабая индивидуализація или, пользуясь нашимъ терминомъ, альтруистическое настроеніе поощряетъ убійства. Вотъ почему въ низшихъ обществахъ они и многочисленны, и слабо преслѣдуются. Ихъ частота и относительная къ нимъ терпимость происходятъ отъ одной и той же причины. Меньшее уваженіе, которымъ пользуется личность, открываетъ ее для насилія, и самое насиліе считается менѣе преступнымъ.
