баетъ отъ своей небрежности. И однако всѣ эти виды поведенія ничѣмъ кореннымъ отъ самоубійства въ собственномъ смыслѣ слова не отличаются; они порождаютъ аналогичное направленіе ума, поскольку они въ равной степени сопряжены со смертельнымъ рискомъ, который не остается тайною для дѣйствующаго лица, и перспектива котораго это послѣднее не устрашаетъ; вся разница заключается въ степени вѣроятности смертельнаго исхода. Не безъ нѣкотораго основанія говорятъ иногда, что ученый, истощивъ свои силы постояннымъ бодрствованіемъ, убилъ самого себя. Всѣ эти случаи рисуютъ намъ виды зачаточнаго самоубійства, и если, руководясь правильнымъ методомъ, ихъ не надо смѣшивать съ видами полнаго самоубійства, то все же не надо терять изъ виду и то отношеніе родства, которое между ними существуетъ. Самоубійство получаетъ совсѣмъ различную окраску въ томъ случаѣ, если оно неразрывно связано съ актами мужества или самоотверженія, и въ томъ случаѣ, если оно является результатомъ неосторожности или простой небрежности. Въ дальнѣйшемъ изложеніи будетъ понятнѣе, въ какомъ смыслѣ поучительно это сближеніе.
Но развѣ самоубійство при такомъ его пониманіи можетъ интересовать соціолога? Если оно представляетъ собою индивидуальный поступокъ, касающійся только даннаго индивида, то казалось бы, въ силу этого, оно всецѣло должно зависѣть отъ индивидуальныхъ факторовъ, то есть быть предметомъ изученія психологіи. Въ самомъ дѣлѣ, развѣ поступокъ самоубійцы не объясняется обыкновенно его темпераментомъ, характеромъ, предшествовавшими обстоятельствами, событіями его частной жизни? Въ данный моментъ нашей задачей не является изысканіе того, въ какой степени и при какихъ условіяхъ будетъ законно такимъ образомъ изучать вопросъ о самоубійствѣ; но можно сказать только одно съ полною достовѣрностью,
