Но это опредѣленіе не только имѣетъ своимъ преимуществомъ устраненіе ошибочныхъ сближеній или произвольныхъ заключеній; уже теперь оно даетъ намъ понятіе о томъ мѣстѣ, которое самоубійство занимаетъ въ общей моральной жизни человѣка. Оно намъ показываетъ, что самоубійство не составляетъ, какъ это можно было бы думать, совершенно обособленной группы фактовъ, не есть какой-то исключительный классъ чудовищныхъ явленій, стоящихъ внѣ всякой связи съ другими видами поведенія. Наоборотъ, мы видимъ, что самоубійство соединяется съ ними прерывнымъ рядомъ промежуточныхъ ступеней и оказывается только преувеличенной формой повседневныхъ поступковъ. Въ самомъ дѣлѣ, только тотъ случай, какъ мы видѣли выше, можно назвать самоубійствомъ, когда жертва въ тотъ моментъ, какъ она совершаетъ поступокъ, прерывающій теченіе ея жизни, ясно сознаетъ то, что естественнымъ образомъ должно изъ этого поступка воспослѣдовать. Но это сознаніе можетъ быть той или иной силы; придайте ему каплю сомнѣнія—и вы получите поступокъ, который уже не будетъ самоубійствомъ, но который близокъ ему по существу и отличается отъ него только по степени.
Человѣкъ, сознательно подвергающій себя опасности ради другого лица, но безъ явной угрозы смерти, конечно, не является самоубійцей, даже если ему и пришлось бы умереть. Этимъ именемъ нельзя также назвать неосторожнаго, какъ бы играющаго со смертью человѣка, стремящагося въ то-же время избѣгнуть ея, или человѣка апатичнаго, который, не будучи ни къ чему привязанъ въ жизни, не даетъ себѣ труда позаботиться о своемъ здоровьѣ и поги-
надъ жеребцомъ, который, узнавъ, что его заставляли спариваться безъ его вѣдома съ его матерью, многократно отказывался это дѣлать и, наконецъ, сознательно бросился съ высокой скалы („Исторія животнаго міра“ IX. 47). Коннозаводчики свидѣтельствуютъ, что лошади нисколько не противятся кровосмѣшенію. По всѣмъ этимъ вопросамъ смотри Westcott, Suicide стр. 174—179.
