димому, снисходительно относится къ самоубійству, то это колебаніе должно вытекать изъ временныхъ случайныхъ причинъ; ибо совершенно невѣроятно, чтобы моральная эволюція, шедшая въ теченіе вѣковъ въ одномъ и томъ же направленіи, могла пойти въ этомъ вопросѣ назадъ.
И въ самомъ дѣлѣ, идеи, изъ которыхъ вытекла эта эволюція, никогда не теряютъ своей силы. Нѣкоторые утверждаютъ, что самоубійство заслуживаетъ наказанія потому, что человѣкъ, кончая съ собой, уклоняется отъ исполненія своихъ обязанностей по отношенію къ обществу. Но если исходить только изъ этого соображенія, то слѣдовало бы, подобно грекамъ, предоставить обществу организовать, по его усмотрѣнію, самозащиту, дѣйствующую исключительно въ его интересахъ. Но мы отказывали ему въ правѣ на это именно потому, что мы не смотримъ на самоубійцу просто, какъ на несостоятельнаго должника, кредиторомъ котораго является общество. Вѣдь кредиторъ можетъ всегда простить долгъ, на полученіе котораго онъ имѣетъ право. Къ тому же, если бы осужденіе, встрѣчающее самоубійство, не имѣло другихъ источниковъ, оно должно было бы быть тѣмъ строже, чѣмъ сильнѣе личность подчинена государству; слѣдовательно, оно достигало бы своего апогея въ извѣстномъ обществѣ. Однако, совершенно наоборотъ, оно развивается все больше по мѣрѣ того, какъ растутъ права личности по отношенію къ государству. И если оно приняло такой строгій и всеобщій характеръ въ христіанскомъ обществѣ, то причину этого измѣненія слѣдуетъ искать не въ представленіи этихъ народовъ о значеніи государства, а въ новомъ понятіи о человѣческой личности. Она стала въ ихъ глазахъ святыней и даже святыней по преимуществу, на которую никто не смѣетъ посягать.
Безъ сомнѣнія, уже въ античной общинѣ личность не настолько принижена, какъ у первобытныхъ народовъ. За ней уже признается соціальная цѣнность, но эта цѣнность разсматривается исключительно, какъ достояніе государства. Община, поэтому, могла свободно распоряжаться лич-
