она можетъ еще достаточно сильно отпечатываться въ индивидуальной психикѣ; она возбуждаетъ въ ней довольно интенсивныя состоянія, которыя, разъ зародившись, функціонируютъ съ самопроизвольностью инстинкта; такъ обстоитъ дѣло съ наиболѣе существенными моральными идеями. Но большинство соціальныхъ теченій или слишкомъ слабо, или соприкасается съ нами слишкомъ отдаленно, для того чтобы пустить въ нашемъ сознаніи глубокіе корни; поэтому, воздѣйствіе ихъ очень поверхностно. Слѣдовательно, они почти цѣликомъ остаются внѣ насъ. Такимъ образомъ, для того чтобы вычислить какой-либо элементъ коллективнаго типа, отнюдь не достаточно опредѣлить размѣры, занимаемые имъ въ индивидуальныхъ сознаніяхъ, и взять среднюю.
Правильнѣе было-бы взять ихъ сумму, но и такое измѣреніе будетъ во многомъ уступать дѣйствительности, такъ какъ такимъ путемъ можно получить соціальное чувство лишь ослабленнымъ настолько, сколько оно потеряло, индивидуализируясь.
Только при очень легкомъ отношеніи къ дѣлу можно обвинять нашу концепцію въ схоластичности и упрекать ее въ томъ, что она кладетъ въ основаніе соціальныхъ явленій какой-то жизненный принципъ новаго порядка. Если мы отказываемся допустить, что соціальныя явленія имѣютъ субстратомъ сознаніе индивида, мы тѣмъ самымъ приписываемъ имъ нѣкоторый другой субстратъ. Послѣдній образуется путемъ комбинированія и сочетанія всѣхъ индивидуальныхъ сочетаній. Онъ не имѣетъ въ себѣ ничего субстанціальнаго и онтологическаго, потому что представляетъ собою только цѣлое, состоящее изъ частей, но онъ столь же реаленъ, какъ и входящіе въ составъ его элементы, такъ они не построены совершенно такимъ же образомъ, какъ и онъ самъ; они также сложны. Въ самомъ дѣлѣ, теперь уже извѣстно, что „я“—каждое изъ этихъ элементарныхъ сознаній—есть лишь равнодѣйствующая множества безличныхъ сознаній, точно такъ же, какъ эти элементарныя
