было-бы въ зародышѣ желанія обогатиться не вполнѣ честнымъ образомъ. Это не значитъ, что воспитаніе не развиваетъ извѣстнаго отвращенія ко всякому нарушенію справедливости. Но какое еще далекое разстояніе между этимъ непосредственнымъ и неустойчивымъ чувствомъ, всегда готовымъ итти на компромиссъ, и тѣмъ безусловнымъ клеймомъ позора, безъ изъятія и смягченія, которое общество накладываетъ всегда на виновника кражи во всѣхъ ея видахъ. Что же сказать о сознаніи другихъ обязанностей, которое еще слабѣе вкоренилось въ душу обыкновеннаго человѣка, какъ, напримѣръ, то чувство, которое предписываетъ намъ правильно уплачивать свою часть общественныхъ издержекъ, не обманывать казну, не уклоняться отъ отбыванія воинской повинности, честно выполнять договоры и т. д. Если-бы во всѣхъ этихъ пунктахъ выполненіе предписаній морали гарантировалось только колеблющимися чувствами среднихъ индивидовъ, то предписанія эти покоились бы на крайне ненадежной почвѣ.
Слѣдовательно, является основной ошибкой смѣшивать, какъ это часто случается, коллективный типъ даннаго общества со среднимъ типомъ индивидовъ, которые составляютъ это общество. Средній человѣкъ обладаетъ въ очень умѣренной степени нравственностью. Только наиболѣе существенныя правила этики отпечатываются въ его душѣ съ извѣстной силой, но и они далеки отъ той опредѣленности и того авторитета, которыми они облечены въ коллективномъ типѣ, т. е. въ обществѣ, взятомъ въ его цѣломъ. Это смѣшеніе, которое опредѣленно допустилъ Quételet, превращаетъ моральный генезисъ въ неразрѣшимую проблему. Въ самомъ дѣдѣ, разъ индивидуальный уровень морали въ общемъ такъ низокъ, то какимъ же образомъ могла бы возникнуть общественная мораль, превосходящая его, если она выражаетъ собой только среднюю величину индивидуальныхъ нравственныхъ задатковъ? Большее не можетъ безъ чуда образовываться изъ меньшаго. Если общественное сознаніе есть не что иное, какъ наиболѣе распространенное
