строеніе, но въ безконечно ослабленной степени. Даже во время войны очень рѣдко встрѣчаются примѣры такихъ людей, которые добровольно готовы проявить полное самоотреченіе. Поэтому изъ всѣхъ частныхъ сознаній, составляющихъ націю, нѣтъ ни одного, по отношенію къ которому данное коллективное теченіе не являлось бы почти всецѣло внѣшнимъ; ибо каждое изъ нихъ содержитъ только частицу его.
То же наблюденіе можно сдѣлать по отношенію къ наиболѣе основнымъ и стойкимъ моральнымъ чувствамъ. Напримѣръ, каждое общество относится съ уваженіемъ къ жизни человѣка вообще; степень этого уваженія имѣетъ опредѣленную величину и можетъ быть измѣрена относительной строгостью наказаній, налагаемыхъ за убійство[1]. Съ другой стороны, средній человѣкъ все-же имѣетъ въ себѣ извѣстную степень этого чувства, но въ гораздо меньшей степени и въ совершенно другомъ видѣ, чѣмъ оно существуетъ въ обществѣ. Для того, чтобы понять эту разницу, достаточно сравнить то чувство, которое намъ лично внушаетъ убійца или самый видъ убійства и которое охватываетъ при тѣхъ же обстоятельствахъ цѣлую толпу. Намъ извѣстно, до какой степени возбужденія можетъ дойти толпа, если ничто ее не сдерживаетъ; а это зависитъ отъ того, что гнѣвъ носитъ коллективный характеръ. То же самое различіе наблюдается ежеминутно между тѣмъ спо-
- ↑ Для того, чтобы узнать, насколько это уваженіе сильнѣе въ одномъ обществѣ въ сравненіи съ другимъ, надо обращать вниманіе не только на абсолютную строгость репрессіи, но и на мѣсто, занимаемое ею въ общемъ уложеніи о наказаніяхъ. Убійство наказывается смертью теперь, какъ и въ предыдущіе вѣка; но въ настоящее время простое лишеніе жизни является относительно болѣе суровой карой, потому что оно представляетъ собой въ себѣ высшую степень наказанія; тогда какъ въ прежнее время оно могло быть еще усилено. Но такъ какъ это усиленіе не примѣнялось тогда по отношенію къ убійству обыкновенному, то изъ этого можно вывести заключеніе, что это послѣднее вызывало тогда меньшее осужденіе.
