только внѣшней оболочкой. Онѣ не вызвали-бы никакого отклика, если-бы не соотвѣтствовали конкретнымъ чувствамъ и эмоціямъ, распространеннымъ въ обществѣ. Поэтому, если мы приписываемъ имъ реальное бытіе, мы отнюдь не хотимъ этимъ сказать, что внѣ ихъ мораль лишена всякой реальности. Это значило-бы принимать знакъ за обозначаемую вещь. Безъ сомнѣнія, знакъ имѣетъ самостоятельное значеніе, его нельзя считать бездѣйственнымъ эпифеноменомъ; въ настоящее время роль, которую онъ играетъ въ интеллектуальномъ развитіи, хорошо извѣстна. Не все-же, это—только знакъ и ничего больше[1].
Но, хотя непосредственная жизнь слишкомъ подвижна для того, чтобы принять неизмѣнную форму, она, тѣмъ не менѣе, носитъ тотъ-же характеръ, что и ея фиксированныя формулами правила, о которыхъ мы только что говорили. Она занимаетъ внѣшнее положеніе по отношенію къ каждому среднему индивиду, взятому отдѣльно. Вотъ, напримѣръ, серьезная общественная опасность вызываетъ сильный подъемъ патріотическаго чувства; изъ этого вытекаетъ коллективный порывъ, въ силу котораго общество, въ своей совокупности, принимаетъ какъ-бы за аксіому, что всѣ частные интересы, даже такіе, которые въ обыкновенное время заслуживали бы уваженія, должны совершенно стушеваться передъ интересомъ общественнымъ; и принципъ этотъ высказывается не только въ видѣ desideratum, но примѣняется на дѣлѣ. Обратите вниманіе въ такую минуту на большинство индивидовъ. У очень многихъ изъ нихъ вы найдете это моральное на-
- ↑ Мы надѣемся, что послѣ этого разъясненія насъ не будутъ больше упрекать въ желаніи ставить въ соціологіи внѣшнее вмѣсто внутренняго. Мы исходили изъ внѣшняго потому, что только оно непосредственно дано намъ, но дѣлаемъ это для того, чтобы перейти къ внутреннему. Это, конечно, очень сложный пріемъ, но у насъ нѣтъ другого, разъ мы хотимъ руководиться въ своемъ изысканіи порядкомъ фактовъ, которые собираемся изучать, а не личнымъ чувствомъ, которое они въ насъ вызываютъ.
