для нея необходимой. Но эта дисциплина даже тамъ, гдѣ она полезна, сопряжена съ рядомъ неудобствъ; опредѣляя навсегда брачныя условія, она тѣмъ самымъ отрѣзываетъ отступленіе, какими бы условіями оно ни было вызвано. Ограничивая горизонтъ человѣка, она запираетъ всѣ возможные выхода, запрещаетъ всякія, даже вполнѣ лойальныя надежды. Мужчина также часто страдаетъ отъ этой неподвижности, но зло, причиняемое ему ею, широко компенсируется тѣми благодѣяніями, которыя онъ съ другой стороны получаетъ отъ нея; къ тому же, сами нравы даннаго общества даютъ ему извѣстныя привилегіи, позволяющія въ извѣстной степени, смягчить всю суровость супружескаго режима. Для женщины, наоборотъ, не существуетъ ни компенсацій, ни смягченій. Для нея моногамія есть строжайшее обязательство, не допускающее никакихъ послабленій; съ другой стороны, бракъ не нуженъ для нея по крайней мѣрѣ въ той степени, какъ для мужчины, чтобы ограничить ея и безъ того естественнымъ образомъ ограниченныя желанія и чтобы научить ее довольствоваться своимъ жребіемъ; онъ только мѣшаетъ ей измѣнить свою жизнь, когда она станетъ для нея нестерпимой. Такимъ образомъ, супружеская регламентація дѣлается для нея стѣсненіемъ, лишеннымъ большихъ преимуществъ. Слѣдовательно, все, что смягчаетъ эту регламентацію, можетъ только улучшить положеніе замужней женщины,—вотъ почему наличность развода является для нея благопріятнымъ обстоятельствомъ и почему она охотно къ нему прибѣгаетъ.
Такимъ образомъ, мы видимъ, что состояніе супружеской аноміи, создаваемое институтомъ развода, объясняетъ параллельный ростъ числа разводовъ и самоубійствъ. Поэтому-то такого рода самоубійства мужей, въ странахъ съ часто встрѣчающимися разводами, увеличиваютъ число добровольныхъ смертей и составляютъ одну изъ разновидностей аномичнаго самоубійства. Они происходятъ не потому, что въ этихъ обществахъ существуетъ большее число дурныхъ супруговъ или супругъ и, вслѣдствіе этого, больше
