реальнаго за предѣлами единичнаго сознанія, то соціологія, какъ таковая, должна исчезнуть за неимѣніемъ матерьяла.
Единственный предметъ, къ которому тогда можетъ примѣняться наблюденіе, это состояніе ума индивидовъ, ибо ничто иное не существуетъ; но это—задача психологіи. Съ этой точки зрѣнія, все, что есть существеннаго въ бракѣ, или въ семьѣ, или въ религіи, заключается въ тѣхъ индивидуальныхъ потребностяхъ, которымъ предназначены служить эти институты, а именно: отцовская и сыновняя любовь, половое влеченіе, то, что называется религіознымъ инстинктомъ и т. д. Что же касается самихъ институтовъ съ ихъ исторически выработанными формами, столь сложными и разнообразными, то этою стороною дѣла можно пренебречь: она представляется мало интересной. Будучи только внѣшнимъ и случайнымъ выраженіемъ общихъ свойствъ природы индивидуума, вышеназванные институты являются лишь однимъ изъ ея проявленій и не требуютъ спеціальнаго изслѣдованія. Конечно, при случаѣ любопытно заняться изученіемъ того, какое внѣшнее выраженіе получали въ различныя историческія эпохи эти вѣчныя человѣческія чувства; но такъ какъ каждое такое внѣшнее выраженіе несовершенно, то имъ нельзя придавать слишкомъ большого значенія. Въ нѣкоторомъ отношеніи бываетъ даже полезно вовсе отбросить ихъ, чтобы лучше проникнуть вглубь оригинальнаго подлинника, въ которомъ чувства эти черпаютъ свой смыслъ и истинная природа котораго искажается внѣшней передачей.
Такимъ образомъ, подъ предлогомъ того, чтобы дать наукѣ болѣе глубокую подпочву, основывая ее на психологическомъ строеніи индивида, ее отдѣляютъ отъ единственнаго свойственнаго ей предмета. Обыкновенно въ такихъ случаяхъ не замѣчаютъ того, что соціологіи не можетъ быть тамъ, гдѣ нѣтъ общества, а общества нѣтъ тамъ, гдѣ есть только индивиды. Къ тому же, эта концепція является одной изъ главныхъ причинъ, поддерживающихъ въ соціологіи вкусъ къ
