должаетъ сказываться на оставшемся въ живыхъ супругѣ. А въ такомъ случаѣ, развѣ мы не имѣемъ права предположить, что то же явленіе повторяется и при разрушеніи брака не смертью одного изъ супруговъ, а особымъ юридическимъ актомъ, и что повышенная наклонность къ самоубійству со стороны разведенныхъ супруговъ есть слѣдствіе не развода, а того брака, которому разводъ кладетъ конецъ. Это увеличеніе числа случаевъ самоубійствъ находитъ себѣ объясненіе въ томъ, что супруги, хотя и разведенные, продолжаютъ чувствовать на себѣ извѣстное вліяніе условій своего бывшаго брака. Если они обнаруживаютъ теперь такую рѣзкую склонность къ самоубійству, то надо думать, что предрасположеніе къ нему они имѣли уже и раньше, что оно укоренилось въ ихъ психикѣ еще въ то время, когда они жили вмѣстѣ, и именно въ силу ихъ совмѣстной жизни.
Какъ только мы примемъ это положеніе, соотношеніе, существующее между разводомъ и самоубійствомъ, станетъ вполнѣ понятнымъ. Въ самомъ дѣлѣ, среди тѣхъ народовъ, гдѣ разводъ встрѣчается часто, тотъ своеобразный характеръ брака, который сказывается и на разведенныхъ, неизбѣжно долженъ имѣть большее распространеніе, ибо онъ конечно не является спеціальной принадлежностью тѣхъ браковъ, которымъ предназначено судьбой закончиться юридическимъ расторженіемъ. Если среди этихъ послѣднихъ интересующая насъ особенность и достигаетъ своей максимальной интенсивности, то у другихъ, или, по крайней мѣрѣ, у большинства другихъ супружествъ можно также найти ее, но только въ болѣе слабой степени. Подобно тому, какъ въ той средѣ, гдѣ много самоубійствъ, должно быть много попытокъ къ самоубійству, и подобно тому, какъ смертность не можетъ увеличиться безъ того, чтобы одновременно не возросло число заболѣваемости, точно также въ томъ обществѣ, гдѣ много разводовъ, должно быть, вмѣстѣ съ тѣмъ, много супружествъ, близкихъ къ разводу.
