съ одной стороны существованіе патриціата, а съ другой плебса; то же повторилось и въ нашихъ современныхъ обществахъ, когда аристократическіе предразсудки начали терять свой престижъ. Но это состояніе потрясенія по характеру своему, конечно, исключительно, и оно наступаетъ только тогда, когда общество переживаетъ какой-нибудь болѣзненный кризисъ. Въ нормальное время большинство обыкновенно признаетъ существующій общественный порядокъ справедливымъ. Когда мы говоримъ, что общество нуждается въ авторитетѣ, противополагающемъ себя стремленіямъ частныхъ лицъ, то меньше всего мы хотимъ, чтобы насъ поняли въ томъ смыслѣ, что насиліе въ нашихъ глазахъ единственный источникъ порядка. Поскольку такого рода регламентація имѣетъ своею цѣлью сдерживать индивидуальныя страсти, постольку источникомъ своимъ она должна имѣть начало, возвышающееся надъ индивидами, и подчиненіе ей должно вытекать изъ уваженія, а не изъ страха.
Итакъ, ошибается тотъ, кто утверждаетъ, что человѣческая дѣятельность можетъ быть освобождена отъ всякой узды. Подобною привилегіею на этомъ свѣтѣ не можетъ пользоваться никто и ничто, потому что всякое существо, какъ часть вселенной, связано съ ея остальною частью; природа каждаго существа и то, какъ она проявляется, зависятъ не только отъ этого существа, но и отъ всѣхъ остальныхъ существъ, которыя и являются такимъ образомъ для него сдерживающей и регулирующей силой. Въ этомъ отношеніи между какимъ-нибудь минераломъ и мыслящимъ существомъ вся разница заключается только въ степени и формѣ. Для человѣка въ данномъ случаѣ характерно то обстоятельство, что сдерживающая его узда по природѣ своей не физическаго, но моральнаго, т. е. соціальнаго свойства. Законъ является для него не въ видѣ грубаго давленія матеріальной среды, но въ образѣ высшаго, и признаваемаго имъ за высшее, коллективнаго сознанія. Большая и лучшая часть жизненныхъ интересовъ человѣка
