будутъ добровольно признать существующій порядокъ вещей за должный.
Конечно, не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что, чѣмъ больше человѣческое общество будетъ приближаться къ этому идеальному равенству, тѣмъ меньше будетъ также и нужды въ соціальномъ принужденіи. Но весь вопросъ заключается здѣсь только въ степени, потому что всегда останется налицо наслѣдственность, или такъ называемое природное дарованіе. Умственныя способности, вкусъ, научный, художественный, литературный или промышленный талантъ, мужество и физическая ловкость даруются намъ судьбой вмѣстѣ съ рожденіемъ точно такъ же, какъ передаваемый по наслѣдству капиталъ, точно такъ же, какъ въ прежнія времена дворянинъ получалъ свой титулъ и должность. Какъ и раньше, нужна будетъ извѣстная моральная дисциплина, для того чтобы люди, обдѣленные природой, въ силу случайности своего рожденія, примирились со своимъ худшимъ положеніемъ. Нельзя итти въ требованіяхъ равенства настолько далеко, чтобы утверждать, что раздѣлъ долженъ производиться поровну между всѣми, безъ всякаго отличія для болѣе полезныхъ и достойныхъ членовъ общества. При такомъ пониманіи справедливости нужна была бы совершенно особая дисциплина, чтобы выдающаяся индивидуальность могла примириться съ тѣмъ, что она стоитъ на одной ступени съ посредственными и даже ничтожными общественными элементами.
Но, само собой разумѣется, что подобная дисциплина такъ же, какъ и въ предыдущемъ случаѣ, только тогда можетъ быть полезной, если подчиненные ей люди признаютъ ее справедливой. Если же она держится только по принужденію и привычкѣ, то миръ и гармонія существуютъ въ обществѣ лишь по видимости, смятеніе и недовольство уже носятся въ общественномъ сознаніи, и близко то время, когда по внѣшности сдержанныя индивидуальныя стремленія найдутъ себѣ выходъ. Такъ случилось съ Римомъ и Греціей, когда поколебались тѣ вѣрованія, на которыхъ покоилось
