тельными цѣлями и которыя возбуждаютъ къ дѣятельности. Однако-же, можно допустить, что подобнаго рода аппетиты рано или поздно достигаютъ извѣстной границы, перейти которую они не въ состояніи. Но какимъ же образомъ мы можемъ опредѣлить ту степень благополучія, комфорта и роскоши, къ которой можетъ вполнѣ законно стремиться человѣческое существо? Ни въ органическомъ, ни въ психическомъ строеніи человѣка нельзя найти ничего такого, что могло бы служить предѣломъ для такого рода стремленій. Существованіе индивида вовсе не требуетъ, чтобы эти стремленія къ лучшему стояли именно на данномъ, а не на другомъ уровнѣ; доказательствомъ этого служитъ то обстоятельство, что съ самаго начала исторіи они непрерывно развивались, что человѣческія потребности все время получали болѣе и болѣе полное удовлетвореніе и, тѣмъ не менѣе, въ среднемъ степень физическаго здоровья не понизилась. Въ особенности трудно было бы опредѣлить, какимъ образомъ данныя стремленія должны варіировать въ зависимости отъ различныхъ условій профессій, службы и т. д. Нѣтъ такого общества, гдѣ бы на разныхъ ступеняхъ соціальной іерархіи подобныя стремленія получали равное удовлетвореніе. И однако, въ существенныхъ чертахъ человѣческая природа почти тождественна у всѣхъ членовъ общества. Значитъ, не отъ нея зависитъ та измѣнчивая граница, которой опредѣляется величина потребностей на каждой данной соціальной ступени. Слѣдовательно, поскольку подобнаго рода потребности зависятъ только отъ индивида, онѣ безграничны. Наша воспріимчивость, если отвлечься отъ всякой регулирующей ее внѣшней силы, представитъ собой бездонную пропасть, которую ничто не можетъ наполнить.
Итакъ, если извнѣ не приходитъ никакого сдерживаюшаго начала, наша воспріимчивость становится для самой себя источникомъ вѣчныхъ мученій, потому что безграничныя желанія ненасытны по своему существу, а ненасытность небезосновательно считается признакомъ болѣзненного со-
