ствѣ случаевъ, ищетъ блестящихъ выводовъ, при чемъ всѣ вопросы только подвергаются общему обзору, но отнюдь не изслѣдуются по-настоящему; такой методъ легко ведетъ къ злоупотребленіямъ, давая читающей публикѣ, такъ называемое, „представленіе“ о всякаго рода вещахъ, но не приходя при этомъ ни къ какому объективному результату. Законы безконечно сложной дѣйствительности не могутъ быть открыты путемъ такихъ краткихъ обсужденій и мимолетныхъ интуицій; особенною же бездоказательностью отличаются широкія и поспѣшныя обобщенія. Все, что можно сдѣлать при такомъ пониманіи задачъ соціологіи—это привести при случаѣ нѣсколько подтверждающихъ предлагаемую гипотезу примѣровъ; но однѣ иллюстраціи еще не могутъ служить доказательствомъ чего-бы то ни было; къ тому же, если затрогивается такая масса различныхъ вопросовъ, то ни въ одномъ изъ нихъ нельзя быть компетентнымъ. И приходится пользоваться чисто случайными свѣдѣніями, безъ всякаго критическаго къ нимъ отношенія. Такимъ образомъ, книги по чистой соціологіи не могутъ быть полезны тому, кто поставилъ себѣ правиломъ имѣть дѣло лишь съ вопросами, строго опредѣленными, такъ какъ большинство изъ нихъ не входитъ въ рамки какой-либо особой отрасли изслѣдованія и, кромѣ того, чрезвычайно бѣдно сколько-нибудь авторитетными документальными данными.
Каждый человѣкъ, вѣрующій въ будущее соціологіи, долженъ всѣми силами души стремиться къ тому, чтобы положить конецъ такому положенію вещей. Если соціологія будетъ и дальше пребывать въ такомъ состояніи, то она быстро впадетъ въ прежнюю немилость, къ немалой радости всѣхъ враговъ знанія. Для человѣческаго разума было бы въ высшей степени плачевно, если бы часть дѣйствительности, представляемая соціологіей,—единственная, отказывающаяся ему до сихъ поръ покориться, единственная, о которой ведутся еще горячія пререканія,—хотя бы только на время ускользнула изъ подъ его власти. Неопредѣленность полученныхъ до сихъ поръ результатовъ отнюдь не
