ставляетъ поразительный контрастъ съ эгоистическимъ. Первое связано съ тою жестокою моралью, которая не признаетъ ничего, что интересуетъ только одного индивида, второе—съ тою утонченной этикой, которая настолько высоко ставитъ человѣческую личность, что эта личность не можетъ уже болѣе ничему подчиняться.
Между этими двумя типами лежитъ всё то разстояніе, которое раздѣляетъ первобытные народы отъ народовъ, достигшихъ вершинъ цивилизаціи.
Однако, если общества низшаго порядка являются par excellence средой для альтруистическаго самоубійства, то это послѣднее встрѣчается также и во времена болѣе развитой цивилизаціи. Подъ эту рубрику, напримѣръ, можно подвести извѣстное число христіанскихъ мучениковъ. Многіе изъ нихъ были, въ сущности, самоубійцами, и если не кончали съ собой собственноручно, то охотно позволяли убивать себя. Если они не сами умерщвляли себя, то всѣми силами искали смерти и вели себя такъ, что неизбѣжно навлекали ее на себя. Для того, чтобы признать въ извѣстномъ фактѣ самоубійство, совершенно достаточно того, что дѣйствіе, неминуемо влекущее за собой смерть, было совершенно въ сознаніи этого послѣдствія. Съ другой стороны, тотъ страстный энтузіазмъ, съ которымъ первые христіане шли на смерть, показываетъ намъ, что въ этотъ моментъ они совершенно отрекались отъ своей личности ради той великой идеи, которой хотѣли быть носителями. Весьма вѣроятно, что эпидемическія самоубійства, которыя нѣсколько разъ опустошали средневѣковые монастыри и которыя, повидимому, создавались религіознымъ рвеніемъ,—по характеру своему принадлежали къ той же группѣ[1]. Въ нашихъ современныхъ обществахъ, гдѣ индивидуальная личность все болѣе и болѣе эмансипируется отъ
- ↑ Моральное состояніе, вызывавшее такое самоубійство, называлось acedia. См. Bourquelot „Recherches surles opinions et la législation en matière de mort volotaire pendant le moyen age“.
